звонков у них тоже имеется шпаргалка? Впрочем, чего она ожидала? Что он навсегда отказался от таблеток и раскаивается в причиненном им беспокойстве, раскаивается глубоко, раскаивается коленопреклоненно, готов загладить свою вину и начать новую жизнь?
— Ты спросила, можно ли мне приехать его навестить? — робко проговорил рабби Цвек.
— Они сказали, лучше несколько дней его не беспокоить. — Она не спрашивала. Не хотела, чтобы отец ехал туда. Пусть Норману хоть недолго придется рассчитывать на себя, пусть с ним возятся другие. Пусть в кои-то веки он тоже страдает. В конце концов, она имеет полное право на такие мысли. Достаточно взглянуть на отца, чтобы они сами закрались в голову.
При известии о том, что ехать сейчас нельзя, у рабби Цвека отлегло от сердца. Он смутно догадывался, что Белла не спрашивала, и был благодарен ей за это, и с радостью допустил, чтобы между ними простерлось сомнение.
— Значит, у него всё в порядке, — сказал он. — И хорошо, что в порядке. Он поправится. Бросит таблетки. Доктор Леви был прав. Это лучшее, что мы могли сделать. — Он был почти счастлив, что всё сложилось именно так, что всё под контролем. Малейшее утешение, кто бы его ни подал, рождало в нем огромный оптимизм. — Я бы плотно позавтракал, — добавил он, и Белла охотно приготовила ему завтрак.
— Я сегодня сам пойду в лавку, — сказал он Белле. — Дам тебе отдых.
Ему не хотелось возвращаться к поискам. Почему бы не прервать их на день? А если Нормана вылечат, то и искать не придется. К чему лезть на рожон. Нет уж. Сегодня он не станет этим заниматься. Побудет в лавке.
Лавка была убежищем и для Беллы, и она боялась остаться одна в квартире. Но не смогла отказаться от предложения отца. Однако же неприсутствие Нормана ее пугало. Без него она отчего-то чувствовала себя скованной по рукам и ногам, словно ее вдруг лишили всякой причины делать что-либо. Отец уже подошел к двери. Она понимала его спешку.
— Шарф захвати, — сказала она, — внизу бывает прохладно.
— Не беда. — Он открыл дверь. — Если замерзну, включу обогреватель.
Ей хотелось его задержать. Она всегда воспринимала как должное, что отец от нее зависит, теперь же, когда он собрался уйти, да еще так решительно, она вдруг поняла, что не сможет без него обходиться, по крайней мере без его нужд, которые, вкупе с Нормановыми, составляли для нее единственный смысл существования. Оставшись одна в квартире, она отворачивалась от входной двери, и от двери в комнату Нормана, и от кухни, и вообще от каждой двери, пока не описала полный круг. Белла бросилась к выходу и увидела, как отец скрывается за углом лестницы.
