Рабби Цвеку желание Нормана казалось логичным, и, если бы решение зависело от него, он бы, пожалуй, сперва заартачился для проформы, а потом, выслушав веские доводы, уступил. Но он знал, что Сару это убьет, и был не в силах ей возразить. Да и Норману не так уж часто удавалось набраться решимости, и даже тогда это была скорее провокация, чем заявление о намерениях. Он понимал, что ему нужно выбраться отсюда. Мать совсем его задавила. Но он боялся — не столько жить в одиночку, сколько того, как его уход подействует на семью. В последние несколько месяцев мать частенько твердила, что если он уйдет, им всем настанет конец, и он сознавал, что такую возможность нельзя исключить. А ведь был еще и Давид. Скорее всего, они станут видеться реже — это, может, даже и к лучшему. Порой его тревожило, что он так привязан к другу.
— А как же Давид? — спросила мать, будто ей было мало того, что последнее слово и так осталось за нею. — Как ты будешь жить без него? — Она произнесла это таким тоном, словно знала об их отношениях то, чего не знал даже Норман. — Или вы вместе поселитесь в миленькой комнатушке? — съязвила она.
— Хватит, хватит, — пробормотал рабби Цвек, — давайте поедим спокойно.
Остаток ужина прошел в молчании, хотя миссис Цвек всячески демонстрировала, что у нее пропал аппетит. А потом, на случай, если не все догадались, как она относится к происходящему, объявила, что ей нужно лечь.
Какое-то время эту тему не поднимали. Начались летние каникулы, казалось, Норман забыл о своем решении. Впрочем, молчание, облекавшее ныне вопрос, тревожило миссис Цвек куда сильнее, чем обсуждение. Она боялась, что Норман уйдет, не сказав никому ни слова. Каждый день, когда его не было дома, она заглядывала к нему в комнату в поисках признаков того, что он переехал. Читала его письма — вдруг в них найдется подсказка? — однако же ничего неподобающего в его вещах не обнаружила. Тогда она сшила ему в комнату новые занавески, купила новую настольную лампу и смирилась с мрачным молчанием сына. Но всё равно не успокоилась и, опасаясь, что всё случится внезапно, так что она не успеет вмешаться, снова затронула эту тему.
— Как там твоя милая комната? — спросила она как-то вечером, когда они вместе сидели на кухне.
Рабби Цвек шикнул на нее.
— Мама, — сказала Белла, — не буди лихо, пока оно тихо.
— Что в данном случае «лихо»? — уточнил Норман. — Нет ничего дурного в том, что я хочу переехать. Если тебе и правда интересно, как там моя комната, я тебе отвечу. Но ведь тебе всё равно.
