А вот что до скульптуры, к которой равнодушен, и архитектуры, из которой люблю только готику – здесь дело сложнее. Понимаю, что «Пьета» микеланджеловская – это здорово, но, может, еще интереснее мне то, что когда молодой Буонаротти ее выставил, никто не знал его и назывались всякие славные в ту пору имена; тогда он ночью пробрался с фонарем в церковь и вырубил на ленте Мадонны: «Микеланджело Буонаротти флорентиец исполнил». Вот это – то, что прежде называлось анекдотом, мне очень важно.
Как и то, что башню Джотто – может, она и сама по себе очень хороша – строил Джотто, а я всегда думал, что он только рисовал. И это поднимает и башню, и самого Джотто. Вот фрески его я могу смотреть, не испытывая нужды в информационном допинге. Может, он их писал левой рукой по-французски, правой отбиваясь от наседающего врага – все равно.
Так же самостоятельны в восприятии какие-нибудь «Охотники на снегу», – само по себе целая философия, или «Рождение Венеры» Боттичелли, которое я увидел во Флоренции. Я и раньше, по репродукциям, считал это лицо самым красивым в мире, но увидев оригинал, в принципе мнения не изменил, в степени же возвысил еще на пару порядков.
Может, дело не в личной моей любви или нелюбви к живописи или скульптуре. Может быть – в большей степени абстрагированности живописи от образца: двухмерное изображение настолько условно, что вынуждено дополнять себя само, изнутри. Трехмерная же, «приочеловеченная», скульптура требует привнесения духовности. Наверное, поэтому для картины важно только освещение, а для скульптуры – интерьер целиком и соучастие в ансамбле (в конце концов, «Давид» стоял на площади как памятник, а «Моисей» – лишь часть гробницы папы Юлия II).
Об архитектуре и говорить нечего – это вещь прикладная.
* * *
Так я об Аппиевой дороге. Дорога узкая, без тротуаров, много машин. Но – она самая старая в Европе, но – по ней шли легионы Цезаря, но – вдоль нее стояли кресты с распятыми повстанцами Спартака. И начинается она у терм Каракалла – самой большой бани в мире (в прошлом, естественно), на две тысячи человек. Кстати, при всей нелюбви к опере, я послушал бы «Аиду» в этих термах – здесь ее ставят с живыми слонами, не говоря о прочем. Хотя тут я зарвался: это не то, это чистая экзотика.
А дорога от всех этих добавлений уже и не дорога, а – Via Appia! И в придорожном кабачке вино пьешь уже со значением, не как дома. Все-таки в этом тщеславия не так уж много. Может быть, компенсация за родословную – во всех ее масштабах, за недостаток истории в жизни, которая в нее – мою жизнь, то есть – пришла всего-то лет пять назад. Естественно, не история сама, а осознание себя в протяжении – до и после.
