Укутанные в тряпье «кошки» удачно и цепко ухватились за покрытые предутренней росой стены двух невысоких сторожевых башенок.
Дремавшие на них караульщики так и отошли к богам, каждый наедине со своим последним сновидением. Не успев ничего понять и хотя бы вскрикнуть. С противоположных концов стены оба — лишь одинаково глухо забулькали перерезанными от уха до уха глотками, словно перекликаясь друг с другом и лягушками, громко галдящими у озера.
… Гиворы всегда славились умением подбираться к своим жертвам незаметно и неслышно. Как серые степные гадюки перед атакой на ничего не подозревающих несмышленых птенцов.
Две тени с обоих сторон частокола, повернувшись к темной стене леса одинаково свели и широко развели ладони над головами, после чего одинаково бесшумно соскользнули на песчаную землю внутри ограды поселка. Метнулись к воротам находящимся в центре частокола…
Через десяток ударов сердца створки старых ворот, даже не заскрипев, предательски распахнулись перед чужаками — быстрым ручьем вливавшимися в поселение и уже внутри его расплывавшимися из одного полноводного потока на множество струй помельче.
Безмятежно спящие в теплых постелях здешние жители даже не предполагали, что в своем доме они уже не хозяева и для них в этом мире все уже было закончено…
Впрочем — нет: все хорошее действительно осталось в прошлом, но вот самой большой беде в их жизни — только предстояло совершиться. И еще до того, как над верхушками деревьев, окружавших поселок, показался узкий краешек багрового солнечного диска — последняя беда настигла всех местных сразу…
И о ней людей известил громкий, истошный лай собак почти одновременно разорвавший тишину с разных концов поселка.
Время змеиных повадок закончилось. Настало время львиного рева.
Гиворы уже не старались быть невидимками. Они превратились в шумную, бешено завывающую стаю голодных волков: крест-накрест рубили оскаленные, брызжущие слюной и кровью собачьи морды; с грохотом вламывались в уже испуганную, но еще ничего толком не понявшую тишину домов; поднимали на копьях с листовидными наконечниками, первых, выскакивающих из дверей — самых решительных и храбрых мужчин…
…Всего этого ему удалось избежать. Повезло настолько сильно, что даже видеть ужаса, происходящего в родном поселке, не пришлось. Совершенно случайно… Арворна спасло то, что совсем незадолго до нападения — стараясь не разбудить родителей и сестер, он тишком оделся и на ощупь нашарив на стене над кроватью свой пояс с коротким мечом и длинным кинжалом, лисой из норы выскользнул из темноты своего дома. Теплой и душноватой, пахнущей хлебом и подгоревшим маслом. Никого не разбудил! Впрочем, отца сегодня до самого полудня, пожалуй и громом с молнией не подымешь. Ох и тяжко же видать ему! Вон как беспокойно головой по подушке мотает, будто борется с каким-то диким зверем в ней, или кузнецы его голову вместо наковальни используют, а он во сне от их молотов увернуться пытается.
