Давно меня враги не заставляли так злиться. А ведь всё начиналась как по маслу, мы атаковали флот дворфов, Ворет с помощью своей магической гаубицы с сердцем Гаррота начал крошить монстров направо и налево, а с атаковавшим нас подкреплением в виде крылатых тварей без труда справлялись стрелки и призванные на помощь из гномьих гор драконы.
Поскольку всё шло достаточно гладко, я отправился на берег для битвы с дворфами. Мою атаку прикрывали артиллерийским обстрелом союзные суда, так что я без труда добрался до берега и после начал штурмовать крепость, ещё тогда показавшуюся мне излишне большой.
Я не обратил на это особого внимания, всё-таки этот район близок к границе, соответственно, гномы вполне могли построить крупную базу. Но я ошибался.
Погода была облачная, но света хватало, чтобы по приближении к стенам я увидел то, что ещё очень долго будет мучать меня в кошмарах.
У подножия стен лесом стояли копья и колья, направленные вверх. В на них грудами лежали тела тысяч гномов. Воинов среди них было не так много. Снеся верхнюю часть стены крепости воздушным лезвием, я беспрепятственно приблизился к телам и не смог устоять на ногах.
Дети. Десятки погибших детей лежали среди тел, а их тела были изуродованы, причём, явно не от падения со стены. Полоски от кнутов, ровные порезы от клинков — бедолаг пытали ещё до того, как сбросить на колья.
Дворфы не гнушались никакими нормами морали, беспощадно истребив всех, кто был в крепости, которая на самом деле была городом. До этих пор я ни разу не сталкивался с ними, об их жестоком отношении к гномам лишь знал со слов других. Но теперь, глядя на этих отвратительных существ, отличавшихся от гномьих лишь остроконечными ушами, я испытывал искреннюю ненависть.
Поэтому я не жалел магии, уничтожая их. Сначала я призвал молнии, собрав над полем боя грозовые облака, из-за чего начался ливень. После того, как электрические разряды прикончили несколько сотен дворфов, они начали разбегаться. Каменные шипы, воздушные лезвия и, наконец, водяные иглы положили конец сопротивлению.
И сейчас я сидел на полуразрушенной крепостной стены, а вокруг меня были лишь тысячи тел. Возможно ли как-то описать то, что я чувствовал? Это было опустошение, бессильная ярость из-за того, что я не могу никак исправить той трагедии, что здесь произошла. И мысли о Святославе, за жизнь которого я переживал гораздо больше, чем за что-либо остальное. Смесь эмоций, вызывавшая лишь подавленность.
