Тут уж паузу взял майор. Но паузу не мхатовскую, а истинно майорскую, натуральную, будто не было за его плечами картин, и стихов, и чтения художественной классической литературы, а были только бездумные нудные дежурства или унылые разбирательства с жульем средней руки да ловитва преступников, укравших средь бела дня у глухой бабушки утюг и бутылку водки, - а потом: прийти домой, скинуть сапожишки, взопревшие носки и мышиные штанцы - да щец похлебать, да задремать у телевизора, накрывшись газетой.
- Я не клеймлю, - молвил он наконец. - Но имею право знакомиться с кем хочу. С вами - не хочу, вот и все. И Нине не советую. По-человечески, обычно, без всякой христианской вашей демагогии. Ясно вам?
- А ведь вы даже не заметили, - не преминул я подкинуть ему, - что стоило на вас прикрикнуть, осадить вас - так вы меня моментально тыкать перестали. А то сразу: "Ты! Сопляк! Пшел вон!" Говорил он так? - спросил я Нину, прекрасно понимая, что ставлю ее в трудное положение.
- Он чувствует, - избежала Нина прямого ответа. - Он всегда чувствует, плохой человек или хороший.
- Да ты-то откуда знаешь? На слово веришь? Человек ушел, оплеванный, а через полчаса, может, старушку из-под трамвая выволок, пожертвовав собственными ногами! Ты хоть одну судьбу потом проследила?
- И не одну, а многие. С Александром Сергеевичем многие в контакте, я многих больше года знаю.
- Это хорошие. А плохие?
- И плохие есть. И все подтверждается; если Александр Сергеевич скажет - так и есть: плохой человек.
- Позвольте! - изумился я. - Но только что Александр Сергеевич, уважаемый человекознатец, отказался со мной вообще дело иметь! Я что - хуже даже этих плохих?
- Вы первый, с кем он так, - почти прошептала Нина.
- Какой-то бесплодный разговор, - поморщился Петров. - Лично я сказал все, что хотел. Ни в чем вас не обвиняю. Но такой черной дыры ни у кого в душе не чувствовал. Я даже, - усмехнулся он - показывая усмешкой, что изволит шутить, - даже побаиваюсь вас.
- Ладно, ухожу, - поднялся я. - Но - напоследок. Мои слова будут не столь загадочными, они вам даже покажутся пошлыми, бытовыми, но я много раз убеждался, что сложность мотивов - лишь в кино да в книгах, поскольку там избранные, так сказать, типы, квинтэссенции пороков и добродетелей, иначе скучно. В жизни ж вот так: Сергей Александрович, то есть, извините, заговорился, Александр Сергеевич Петров, отставной майор с умом и способностями, очень желал бы согреть свой ум и развить свои способности не в этой холостяцкой конуре, где у него, кроме чая, нет ничего - ведь нет? - а в обществе молодой, желательно красивой женщины. Он мечтает: молодая красивая женщина влюбляется в него, крепкого еще, а главное, неординарного мужчину - и выходит за него замуж. Днями он будет принимать клиентов, или писать стихи, или полотна акварелями, темперой, а то даже и маслом! - или сочинять песни, а вечером они будут обсуждать результаты его трудов или он сядет на диван читать вслух Шопенгауэра, а она, прикорнув рядышком, будет внимать и дремать - да и ему дремлется после сытного ужина, приготовленного не грубыми мужскими руками, привыкшими к шмону, тычкам в загривок и тяжелым ключам от тюремных камер, а нежными атласными ручками. Вот вам и вся ваша сложная психология, которая на самом деле сучий хвостик, как выражается один мой приятель.
