Тут не словоохотливость, тут, по-видимому, - одиночество. Глубокое, внутреннее, врожденное.
Я, конечно, тоже исповедался сполна. И сказал:
- Почему же вы меня отсылали к психиатру, если сами психолог, да к тому же с целителем сотрудничаете? Отведите меня к нему. У меня депрессия, пониженный тонус, сонливость среди дня, сердцебиение вдруг одолевает. Расклеился, в общем.
Я - его клиент.
- Не знаю... - сказала она.
- Какие-то проблемы?
- Нет. Просто мне кажется, вы это все придумываете.
- Зачем?
- Ну, чтобы знакомство продолжить.
- Вы психолог, от вас ничего не скроешь. Отчасти, да, вы правы. Но я всерьез хотел бы подлечиться. Я же деловой человек, деляга, делец, как только унюхаю, что знакомство может быть мне выгодным, тут же на эту выгоду набрасываюсь. Он ведь по блату меня лечить будет - бесплатно? Ведь я ваш знакомый! А то я скуп - просто до жадности.
- Врете, конечно, - сказала она.
- Вру, - охотно поддакнул я ее профессиональной проницательности. - Вру - и, конечно, заплачу ему по установленному тарифу.
- Если я скажу, что вы мой знакомый, - не возьмет.
- Зачем же лишать человека заработка. Скажите, что я вышел на вас случайно, что вы меня первый раз видите. Оно ведь так на самом деле и есть.
- На самом деле я вижу вас второй раз.
- Первый раз был не я. Первый раз я роль играл.
- А теперь?
- Теперь нет.
- Ну, хорошо. Послезавтра в шесть вечера встретимся тут же. Он живет неподалеку.
А о Сереже - ни слова. Ни полсловечка!
Отставной милиционер жил в старом доме в однокомнатной квартирешке его доля, как я потом выяснил, после развода и размена с женой, не понимавшей никогда его изобразительного и словесного творчества, не понявшей и его преждевременного ухода в отставку - когда ему опостылела милицейская лямка, причем ушел, имея звание для милиции немалое: майор. К чести его, из дома он удалился гордо, взяв с собой лишь десяток любимых книг (остальные двум дочерям), гитару и, конечно, свои картины - поскольку в его семье в них все равно никто толку не разумеет.
Я готов был про себя тихо улыбаться, глядя на эти самые картины, но они мне неожиданно понравились. В них не было того, что я не терплю более всего - претензии. Это были не абстракции и не дилетантский реализм, достижения которого сводятся к тому, что все предметы на картине аккуратно и строго сужаются в перспективу, это не был и натужный, насильственный примитивизм, это было похоже на фотографии неумелого фотографа, на снимках которого дома заваливаются назад, руки сфотографированного человека чудовищно велики, а голова находится от рук на расстоянии трех метров. Правда, портретов не было, были всё городские пейзажи, странный какой-то коричневатый колорит и обязательно где-то полоса или кусок неба цвета расплавленного свинца, мне очень понравился этот цвет. Стихами я утешился (он подарил мне книжечку) грамотные среднеарифметические стихи с попытками философствования - и не больше. Не поразили меня и песни - Нина попросила его спеть, и он спел три штуки.
