– Божий суд! – провозглашаю демонстративно, подбирая сашхо. А сталь неплохая, у меня глаз наметанный. Трофей честный и, если дойдет до драки, парочке непременно кишки выпущу. Запомнят надолго горевестника.
– Уезжай, – говорит негромко староста, показывая на ту самую телегу. – Все было по справедливости, но не стоит людей раздражать.
– Я ваше гостеприимство и огромную благодарность обязательно запомню, – говорю сквозь зубы, швыряя под ноги старухе тот самый браслет. – Пусть будет на похороны. Встречу еще раз покойника из деревенских, на труп помочусь.
Местный начальник криво усмехнулся. Наверняка в душе сознавал нечестность обвинения и прекрасно видел решение богов. Все очень наглядно вышло. Жадность и глупость до добра не доведут.
Через много лет я с отрядом оказался в этих местах. Так бы и не вспомнил про давний случай, но боги с людьми любят играть. Уж больно дуб на перекрестке приметный. Посмотрел и дальше отправился. Какой смысл жечь деревню, в которой свидетели случившегося давно постарели или померли? Остальные и не поймут за что. Все было по справедливости!
Несмотря на холодную погоду и моросящий с утра дождик, на улице толпилась вся деревня. Близко не подходили, но внимательно смотрели. Здешние крестьяне владели земельными участками по древнему праву наследственных арендаторов. Они были свободными, но богатством в низких каменных постройках, покрытых соломой и частенько без печи, и не пахло. Плата за землю и многочисленные поборы не первое десятилетие росли, и жизнь постепенно ухудшалась. Большинство смутно видело это сползание в пропасть и представляло, что их ждет. Приблизительно то же, что и хозяйку этого дома.
Ни для кого не было тайной, чего хотел представитель власти, и у многих сердце сжималось от страха при мысли, что рано или поздно их тоже сгонят с земли. Вся деревня могла засвидетельствовать, что Анна с дочкой работали, выбиваясь из последних сил, от зари до зари, лишь бы свести концы с концами. И вот их выбрасывают на улицу как собак.
Пристав гневно пнул запертую дверь. Обернулся к наемному солдату, заменяющему в округе военную и полицейскую силу, и потребовал:
– Ломай!
От могучего пинка дверь жалобно затрещала и со второго слетела с петель. В толпе недовольно заворчали.
– Имею полное право! – объявил ненавидимый всеми, от мала до велика, мытарь, гордясь возможностью продемонстрировать власть. – Мыслимое ли дело? Больше года не платят ни аренды, ни других податей!
