Но смерив задумчивым взглядом, неповоротливую слониху, промолчал. Опасно грубить женщине, у которой одна ляжка весит как я, а здоровенные бицепсы на руках, больше чем у молодого Шварценеггера.
В троллейбусе было душно, жарко, и вся эта масса людей, набившихся в транспорт, как сельди в бочку, обильно потела. Когда, наконец, мы подъехали к нашей обстановке, я трудом выпихнулся из этой спрессованной людской массы, в измятой и задранной вверх футболке, весь залитый потом, с синяками на спине и боках. Экстремальный тур в советском общественном транспорте меня шокировал. Ещё и матушку, застрявшую между здоровенной теткой, кряжистым мужчиком в кепочке, древним дедом в штанах «прощай молодость», вообще пришлось выдирать на улицу.
Остановка находилась рядом с жильем. Через пять минут я уже стоял возле большой деревянной двери, оббитой потрескавшейся и немного рваной коричневой кожей молодого дермантина. Матушка сосредоточено ковырялась ключом в замочной скважине, наконец, под клацанье замка провернула его два раза, а потом распахнула дверь.
Первое, что я увидел, были колготки, рубашки, трусы и майки, развешанные в коридоре. Облезлая тумбочка, чей-то старый велосипед, прислоненный к стене.
«Коммуналка? Вот это попал, так попал», — в охренении я оперся о стену.
— Чего стал, сына? Снимай обувь и проходи, — деловито распорядилась мама.
И тут окончательно добивая меня, из кухни заунывно завыл хриплый мужской голос:
У павильона «Пиво-воды»
Стоял непьяный постовой.
Он вышел родом из народа,
Как говорится, парень свой.
Ему хотелось очень выпить,
Ему хотелось закусить.
Хотелось встретить лейтенанта
И глаз подлюке погасить.
«Млять, приехали, это шалман какой-то», — мелькнуло в мозгу.
— Паша, — заголосила матушка. — С утра уже набрался? Ну, нельзя же так!
— Как только ты ушла, он сразу бухать начал, — подтвердила вынырнувшая неизвестно откуда бабка в древнем голубом халате и растрепанными седыми волосами, — Совсем стыд потерял, бесстыжая морда, аспид проклятый.
От бабки несло кисло-сладким запахом старческого тела и неповторимым ароматом нестиранных стоячих носков. Сморщив нос, я инстинктивно отодвинулся от шустрой старушки, продолжая разглядывать соседку.
В глазах престарелой стукачки горели нездоровые огоньки азарта и ожидания скандала. Со мной она поздороваться не захотела, демонстративно повернувшись спиной. Скорее всего, у бывшего владельца тела, отношения со старухой были не очень.
— Да погоди ты, Петровна, — отмахнулась мать. — Сами разберемся.
