Она уставилась на меня, словно мысленно сверяясь с чем-то, и наконец, неуверенно, произнесла мое имя.
– Да, это я. А вы подруга Тинк?
– Ну. Машина за углом, пшли. Она правда очень хочет вас видеть.
Это был огромный старый, похожий на лодку драндулет, какие можно встретить только в Калифорнии. В нем пахло потрескавшейся и осыпающейся кожаной обивкой. И мы выехали оттуда, где находились, туда, куда направлялись.
В те времена Лос-Анджелес был для меня совершенной загадкой; но и теперь я не могу сказать, что намного лучше его знаю. Я знаю Лондон, и Нью-Йорк, и Париж: по ним можно бродить, ощущая, чем они живут в этот день и час, можно проехаться на метро. Лос-Анджелес – город автомобилей. Тогда я вообще не водил машину; даже теперь я бы на машине по Америке не поехал. Воспоминания о Лос-Анджелесе связаны для меня с поездками в чьих-то машинах, без всякого представления об облике города, об отношениях между людьми и самим местом. Ровные дороги, постоянное повторение форм и объемов, а потому, когда пытаюсь вспомнить город в целом, мне вспоминается лишь бесконечное пространство маленьких огоньков, которое однажды ночью простерлось передо мной с холма в Гриффит-парке, во время моего первого пребывания в городе. Один из самых прекрасных видов, открывшихся мне с такого расстояния.
– Видите то здание? – спросила меня блондинка, подруга Тинк.
Это был дом в стиле арт-деко из красного кирпича, симпатичный и довольно уродливый.
– Да.
– Построен в тридцатые годы, – с уважением и гордостью сообщила она.
Я вежливо ответил, стараясь постичь город, для которого пятьдесят лет – это давняя история.
– Тинк как разволновалась. Когда узнала, что вы в городе. Так разволновалась.
– Я буду рад снова с ней повидаться.
Полное имя Тинк было Тинкербелл Ричмонд. Честно.
Она вместе с друзьями остановилась в небольшом местечке примерно в часе езды от центра Лос-Анджелеса.
Вот что вам следует знать о Тинк: она была на десять лет меня старше, то есть ей было чуть больше тридцати; у нее были блестящие черные волосы, красные пухлые губы и очень белая кожа, прямо как у Белоснежки; когда впервые ее увидел, я решил, что она самая прекрасная женщина на свете.
В какой-то момент Тинк ненадолго выскочила замуж, и у нее имелась пятилетняя дочь по имени Сьюзан. Я не видел Сьюзан, когда Тинк была в Англии, потому что та осталась в Сиэттле, у своего отца.
Как получилось, что женщина по имени Тинкербелл назвала свою дочь Сьюзан?..
