– Проверяешь, значит? То есть если я Христос, то не ударю?
– Именно.
– А я ведь – ударю! – поднялся Петруша. – Я тебя так ударю, что ты у меня…
– Поздно! – ничуть не оробел Иван Захарович. – Ты теперь ударишь разумом, а не душой. Душой ты – не ударил.
– Если я тебя не стукну, – сказал Петруша, – то вовсе не из-за этого. Стариков не бью, вот из-за чего. А ненормальных – тем более. Но вторую щеку тоже не подставлю, не дождешься.
– Так ты уже подставил, Петруша, – ласково сказал Иван Захарович. – Не ударил меня, значит – подставил.
– Чего? – вылупил глаза Петр – и тут же бултыхнулись его синие глаза вправо-влево вместе с лицом: Иван Захарович урезал его и по другой щеке.
Входя в дом, мама Зоя, Зоя Завалуева, услышала какие-то странные звуки и вдруг, испуганно вскрикнув, отскочила: с треском распахнулась дверь и вылетел спиною вперед сумасшедший Нихилов. Встал на карачки, поднялся, утирая со рта кровь.
Поднялся,
Отряхнулся.
– Вы чего это? – спросила мама Зоя. – Перепились?
– Так. Играем.
– А-а…
У мамы Зои не было желания вникать, свое переполняло, пугало и радовало ее. Она вошла в дом и сказала:
– Петь, а Петь?
– Ну? – неприветливо спросил раздраженный Петруша.
– Петь, а руки-то у меня… – Мама Зоя поспешно закатала рукава и показала Петру чистые руки. – Как у молоденькой! Ну, ты дал! Ты и в самом деле, что ль, как эти? Экстрасенц? А? Спасибо тебе, Петя! Прям не верится! Спать даже не могу, не привыкла спать, когда не чешется! – разглядывала мама Зоя свои руки.
Петруша, не приближаясь, глядел в остолбенении.
– Ты потрогай, потрогай! Сливочные! – ворковала мама Зоя.
Петруша подошел, словно на деревянных ногах, тронул пальцем.
– Да, – сказал он.
Поднял глаза и увидел в двери усмехающегося Ивана Захаровича.
– Хоть и грех, а надо по этому поводу выпить, – сказала мама Зоя, доставая бутылку.
– Почему же грех? – заинтересовался Иван Захарович.
– А госпожинки же, пост же до середины августа. И купаться нельзя: бешеный бык в воду нассал.
– Откуда знаешь?
– От мами. Госпожинки, пост. Я все посты соблюдаю, от мами покойной привычка.
– Так ты верующая, значит?
– А то нет!
– Тогда знай, – сказал Иван Захарович. – Не госпожинки, а Пресвятой Богородицы пост! Верующая, а чушь несешь: госпожинки!
– Мама так говорила. Да выпить можно, чего вы?
– Верующая ты, оказывается… – задумчиво сказал Иван Захарович, поглядывая на Петрушу. Петр побледнел.
– Тогда узнай еще… – многозначительно начал Иван Захарович.
– Нет! – закричал Петр. – Нет, мама Зоя, мне пить нельзя, мне на смену сейчас, ты оставь, мы потом! Ты иди!
