Она умела снимать на время чесотку у Зои Завалуевой, но совсем вылечить не могла, честно сказав, что тут всю кровь надо менять, да и то вряд ли поможет. Лет десять назад, устав от болезни, Зоя поехала в областной Сарайск и легла в больницу. И натерпелась же она там стыда! Больница ведь называлась: кожно-венерический диспансер. Венерическое отделение находилось в другом крыле двухэтажного здания; кожники и венерики имели возможность общаться, но не общались: венерики брезговали кожниками, боялись подцепить от них заразу. Эй, вы! – кричали издали сифилитики. – Нам-то что! Нас пенициллином прокачают – и до свиданьица, а вы всю жизнь чесаться будете, сволочи!
По ночам, когда на два этажа оставались дежурный врач и пара робких юных медсестер, запирающихся в ординаторской, начиналось: тени с первого этажа – на второй, мужской. В процедурных и подсобных помещениях, к которым больные давно подобрали ключи и отмычки, в туалетах и умывальных комнатах, а то и в палатах – не обязательно при этом выгоняя из них желающих мирно спать, воцарялась общая любовь с негласным эпиграфом: болезнь к болезни не прилипает.
Администрация диспансера об этих ночных праздниках знала, но знала и то, что предпринимаемые раньше попытки пресечь безобразия успеха не имели: традиции венерического отделения крепки и нерушимы, сама атмосфера, когда все как бы повязаны одним пороком, когда нечего друг друга стесняться, когда в ночи и днем слышны веселые рассказы о приключениях, приведших людей в это заведение, требовала исхода, разрядки. Условие было одно: к дежурному врачу и медсестрам ночью не стучаться, намеков через дверь не делать, спирта не просить, – и это условие выполнялось безукоризненно.
Зоя Завалуева желала скорей выписаться. Тем более что процедуры ей не помогали. Боль снимали, да, но это и бабушка Ибунюшка умеет. И вот ей предложили (прозорлива оказалась Ибунюшка!) перелить кровь. Зоя отказалась. Кто знает, что за кровь, чья кровь? От одной болезни отцепишься, другую подхватишь, рассуждала она, имея в виду сифилисное отделение. Кровь будет проверенная, чистая, обещали врачи. Нет! – как отрезала.
И вернулась невылеченной. Так и жила.
Привыкла в общем-то.
Думала лишь об одном: что делать, когда бабушка Ибунюшка умрет?
И вот к ней зашли, слегка навеселе, Петруша и Иван Захарович, гость в этом доме невиданный.
– Тебе чего тут, псих? – спросила хозяйка.
– Он теперь, мам Зой, не псих. Он выздоровел, – сказал Петруша.
