Дрова в камельке догорели. Никитич дождался, когда последние искорки умерли в золе, закрыл трубу, погасил фонарь, лег рядом с парнем. Тот глубоко и ровно дышал, неловко подвернув под себя руку. Даже не шевельнулся, когда Никитич поправил его руку.
«Намаялся, — подумал Никитич. — Дурило… А кто заставляет? Эх, вы!!»
…За полночь на улице, около избушки, зашумели. Послышались голоса двух или трех мужчин.
Парень рывком привстал — как не спал. Никитич тоже приподнял голову.
— Кто это? — быстро спросил парень.
— Шут их знает.
Парень рванулся с нар — к двери, послушал, зашарил рукой по стене — искал ружье. Никитич догадался.
— Ну-ка, не дури! — прикрикнул негромко. — Хуже беды наделаешь.
— Кто это? — опять спросил парень.
— Не знаю, тебе говорят.
— Не пускай, закройся.
— Дурак. Кто в избушке закрывается? Нечем закрываться-то. Ложись и не шевелися.
— Ну, дед!..
Парень не успел досказать. Кто-то поднялся на крыльцо и искал рукой скобку. Парень ужом скользнул на нары, еще успел шепнуть:
— Отец, клянусь богом, чертом, дьяволом: продашь… Умоляю, старик. Век…
— Лежи, — велел Никитич.
Дверь распахнулась.
— Ага! — весело сказал густой бас. — Я же говорил: кто-то есть. Тепло, входите!
— Закрывай дверь-то! — сердито сказал Никитич, слезая с нар. — Обрадовался — тепло! Расшиперься пошире — совсем жарко будет.
— Все в порядке, — сказал бас. — И тепло, и хозяин приветливый.
Никитич засветил фонарь.
Вошли еще двое. Одного Никитич знал: начальник районной милиции. Его все охотники знали: мучил охотничьими билетами и заставлял платить взносы.
— Емельянов? — спросил начальник, высокий упитанный мужчина лет под пятьдесят. — Так?
— Так, товарищ Протокин.
— Ну вот!.. Принимай гостей.
Трое стали раздеваться.
— Пострелять? — не без иронии спросил Никитич. Он не любил этих наезжающих стрелков: только пошумят и уедут.
— Надо размяться маленько. А это кто? — Начальник увидел парня на нарах.
— Иолог, — нехотя пояснил Никитич. — От партии отстал.
— Заблудился, что ли?
— Но.
— У нас что-то неизвестно. Куда шли, он говорил?
— Кого он наговорит! — едва рот разевал: замерзал. Спиртом напоил его — щас спит как мертвый.
Начальник зажег спичку, поднес близко к лицу парня. У того не дрогнул ни один мускул. Ровно дышал.
— Накачал ты его. — Спичка начальника погасла. — Что же у нас-то ничего не известно?
— Может, не успели еще сообщить? — сказал один из пришедших.
— Да нет, видно, долго бродит уже. Не говорил он, сколько один ходит?
— Нет, — ответствовал Никитич. — Отстал, говорит. И все.
