– Меня зовут Мельвин Бронштейн, – сказал он, – и я не кусаюсь. Я просто не люблю кушать один, и вы, кажется, тоже. Можеть быть, вместе поужинаем?
Ее глаза расширились, как у ребенка. Затем она опустила их на мгновение, снова подняла и кивнула.
❖
– Налить вам еще?
Он кивнул в знак благодарности.
– Вы не можете представить себе, как я переживаю из-за всего этого дела, миссис Смолл. В конце концов, нанял-то вашего мужа я. Я выбрал его лично.
– Да, я знаю, мистер Вассерман. Мы с Дэйвидом немало тогда удивились. Вообще-то, когда конгрегация нанимает раввина, она приглашает по субботам то одного, то другого кандидата, они проводят богослужение, встречаются с членами правления или ритуального комитета, и лишь потом выбирают наиболее подходящего. Вы же приехали в семинарию сами, причем один, и на свой собственный страх и риск выбрали именно Дэйвида. – Она устремила на него задумчивый взгляд, но тут же опустила глаза. – Может быть, если бы вместо вас действовал ритуальный комитет, они отнеслись бы к нему не так враждебно?
– Вы думаете, я тогда напросился, миссис Смолл? Поверьте, мне и в голову не приходило. Я, конечно же, предпочел бы, чтобы именно ритуальный комитет принял окончательное решение, либо правление. Однако здание было готово в начале лета, и правление решило встретить Новый год в сентябре, так сказать, во всеоружии. Когда я предложил, чтобы ритуальный комитет, – нас там всего трое: мистер Бекер, мистер Райх и я, – съездил в Нью-Йорк и подыскал раввина, 1не кто иной, как мистер Бекер, настоял, чтобы я поехал один. ’’Что мы с Райхом понимаем в раввинах?
это были в точности его слова. – То ли дело вы! Вам и карты в руки. Кого бы вы ни привезли, мы заранее согласны". Может быть, ему было некогда, а может – он и впрямь так думал. Сначала я наотрез отказался. Затем я подумал и решил, что так все-таки будет лучше. В конце концов, Бекер и Райх действительно ничего не понимают: Бекер даже читать молитвы не может по-древнееврейски, а Райх не многим его лучше. У меня уже был с ними опыт. Когда нужно было заключить договор на строительство синагоги, они наняли Христиана Соренсена. Архитектор-еврей им, видите ли, не подошел. Если бы я тогда не воспротивился, имя Христиана Соренсена – Христиан, как вам это нравится?– красовалось бы на бронзовой табличке у входа.
Известный строитель церквей Христиан Соренсен – черная, артистически подвязанная бабочка; пенсне на черном бантике, – создал макет, изображающий высокую узкую коробку, с высокими узкими окнами вперемежку с декоративными колоннами из нержавеющей стали. "В истекшие две недели я усиленно изучал основы вашей религии, джентльмены, и мой проект призван олицетворить сущность иудаизма. ” (Ты гаон, – подумал тогда Вассерман, – коль тебе удалось понять сущность иудаизма за каких-нибудь две недели). ’’Обратите внимание на эти узкие линии, за которыми глаз так и тянется кверху. Они символизируют благородное стремление ввысь. Простота архитектурного решения – трезво, солидно, без всяких мишурных украшений (это никак намек, – подумал Вассерман, – на традиционные еврейские символы: Маген-Давид, Менора, скрижали завета?) символизирует практичность и, если можно так выразиться, здравый смысл вашей религии. Стальные же колонны символизируют, с одной стороны, непорочность, а с другой – стойкость перед эрозией и разрушительным действием времени”.
