Энн Карлос и Фрэнк Льюис в главе 15 показывают, что похожая реакция на европейских торговцев возникала среди североамериканских индейцев, которые, уже ведя активную дальнюю и местную торговлю, быстро превратили связи с европейцами в широкую торговую деятельность на североамериканском континенте. Хотя дарение, входившее долгое время в наблюдавшиеся антропологами индейские традиции, стало частью регулярных взаимоотношений компании Гудзонова залива с коренными американцами, оно было лишь знаком вежливости для начала серьезной торговли товарами, которая происходила на ежегодных рынках. Количество и разнообразие товаров, которые индейские племена покупали у европейских торговцев, продолжало возрастать, особенно когда за бобровые шкурки стали предлагаться более высокие цены. Таким образом, первые контакты представителей европейских капиталистов с коренным населением и в Латинской Америке, и в Африке, и на диких просторах Северной Америки могли вызывать гибкую реакцию, ведущую к взаимовыгодному обмену, и часто так и происходило.
Ник Харли в главе 16 разгадывает непрерывную головоломку о том, как европейский меркантилизм в результате развился в европейскую индустриализацию. Хотя в своей работе он показал, что британская промышленная революция имела место, ее развитие в современный экономический рост было более постепенным и в меньшей степени продвигалось простым введением фабричной системы в текстильную отрасль, какими бы яркими ни были и по сей день эти символы раннего капитализма. В конечном итоге британский промышленный опыт легко мог быть повторен почти во всей расположенной рядом Европе, но этого, как правило, не случалось. Отсутствие такой имитации было обусловлено неэкономичностью цен на факторы производства в Европе для принятия британской технологии, которая отличалась интенсивностью использования энергии, использованием капитала и экономией труда. Движущая сила такого различия, скорее всего, происходила из сельского хозяйства, производительность труда в котором в Англии была заметно выше, чем в континентальной Европе, за исключением Нидерландов.
И Нидерландам, и Англии удалось организовать экономически эффективную систему сельского хозяйства, создав стимулирующие договоры между пользователями и владельцами земли для поддержания и попыток нового увеличения высоких уровней продуктивности ориентированного на рынок производства. По мере того как продолжала развиваться британская промышленность и расти расширившаяся за моря торговля, особенно во время продолжительных войн с Францией, которые достигли кульминации в 1815 году, европейцы искали различные пути для повторения британского успеха, достаточно часто защищая отечественного производителя от британской продукции. Только после 1850 года благодаря политическим изменениям в большинстве европейских стран стала возможна успешная конкуренция, начиная с увеличившейся продуктивности сельского хозяйства. Принятие вариантов британских институциональных установлений, особенно в отношении представительного правительства, которое поддерживало капиталистические предприятия на транспорте, в сельском хозяйстве, в промышленности, оказалось в результате ключом к успеху, но в большинстве случаев даже в Европе это реализовалось не раньше середины XIX века (Cardoso and Lains 2010).
