— Долго?
— Не знаю. Пока горисполком не выдаст ордера.
— Нифига себе ты развоевался, Серёга, — уважительно сказал Герман. — За такие фокусы мы всей компанией поедем рукавицы шить.
— А всё по-настоящему, Немец, — самодовольно ответил Лихолетов.
Танюша снова вылезла из-под одеяла. Она разрумянилась от духоты, и Герман отвернулся, едва взглянув на неё.
— Давай, Татьяна, — благодушно кивнул Серёга. Его наглая физиономия с щёткой усов стала совсем воровской, будто он что-то украл у Танюши.
— «И падали два башмачка со стуком на пол. И воск слезами с ночника на платье капал», — послушно прочитала Таня. — «На свечку дуло из угла, и жар соблазна вздымал, как ангел, два крыла крестообразно».
Герману даже стало не по себе от этих нездешних и неуместных слов. Он увидел у двери под вешалкой Танюшины демисезонные сапожки.
— Я худею, какие они теперь стишки учат, Немец! — При Тане Серёга старался не материться. — А ты понимаешь, Татьяна, про что психотворенье?
— Понимаю, Сергей Васильевич, — тихо ответила Таня.
— Догадливые все стали, — Серёга развалился в своём кресле и выложил на полированный стол ноги в разношенных тапках. — Смотри, Татьяна, вот умник, который боится квартиру получать. Может, тебе эту хатку отдать?
Танюша робко смотрела на Серёгу. У него появилось то преувеличенно-серьёзное выражение лица, с которым он решался на самые рискованные поступки. Танюша знала, насколько в жизни важен вопрос квартиры; её ведь саму родители завели ради жилплощади. Танюша вдруг поверила, что Серёга и вправду подарит ей квартиру. Сергей Васильевич всегда так добр к ней…
— Я старенький, а ты молодая, — рассуждал Серёга. — Я должен тебя как-то обеспечить. Будешь жить в своей хатке и вспоминать дядю Серёжу…
Конечно, Лихолетов кривлялся и балагурил. Хотя вообще-то он вполне был способен подарить Танюше квартиру — но не так и не сейчас.
— Вы же наврали, Сергей Васильевич, — грустно сказала Танюша.
— А чего мы такие печальные сразу сделались? — тотчас спросил Серёга. Он продолжал играть. — Без подарков настроения нет?
Герман понял: Таня спокойно проживёт и без широких лихолетовских благодеяний, но не следует шутить с теми вещами, от которых ей больно. Однако проницательный Серёга почему-то не улавливал таких тонкостей.
Танюша легла на тахту и закинулась одеялом с головой.
— Ну вот, Немец, всегда-то я её обижаю, — озадаченно сказал Лихолетов.
— Ладно, я пойду, Серёга, — Герман решительно встал.
— Ну, двигай. Только про хату, Немец, реальный базар. Нечего думать.
