— Есть! — Я подняла винтовку вверх. — Но пасаран!
— Но пасаран! — поддержал меня Ваня: его царь звездей был расстрелян вполне профессионально, несмотря на сбитый прицел.
— Мой — контрольный, — напомнил Серый. — Милая, на позицию!
Я снова прицелилась, ожидая, что Серый возьмет еще одну винтовку. Но вместо этого он прижался ко мне сзади, накрыл своими руками мои, навел прицел — и выстрелил. Ровно в центр лба нарисованному Марату.
А потом — еще четыре раза, украсив и так дырчатый ватман аккуратным крестом. Черт. Все-таки он киллер. Но я почему-то его не боюсь.
— Вах!.. — хозяин тира разразился восторженной тирадой, которую я не слушала.
Потому что…
Потому что развернулась и поцеловала Серого. Сама. Прямо за стойкой тира. Моя кровь кипела, мое сердце пылало, и хотелось сотворить что-то… что-то… вот совсем-совсем безумное и прекрасное!
— Идем, — велела я, глядя в круглые и ошалелые синие глаза.
— Куда?.. — В ошалелых синих глазах было крупными буквами написано «где тут ближайшая кровать?!».
— На карусель! — припечатала я и потянула Серого за собой.
Туда, где в душной южной ночи сверкало, визжало, грохотало и рычало Раммштайном. «Sonne».
— Карусель! — с непередаваемо злым весельем повторил Иван. — Ага, идем!
— Кари-ина… — прошептал Серый и вдруг рассмеялся.
Громко. Искренне. Заразительно.
И мы пошли — к тому, что сверкало, разноцветно мигало, скрипело и визжало. И рычало голосом Тилля Линдеманна:
— Eins. Hier kommt die Sonne.
— Zwei. Hier kommt die Sonne, — прозвучало рядом со мной, только не басом, а тенором. Ваниным.
— Drei. Sie ist der hellste Stern von allen, — присоединился роскошный, просто роскошный бас.
— Vier. Hier kommt die Sonne.
Один. И появляется Солнце.
Два. И появляется Солнце.
Три. Оно — самая яркая звезда из всех.
Четыре. И появляется Солнце, — нем., из песни «Sonne» группы «Rammstein».
Я аж заслушалась, так они пели! Сволочи! Офигенно! И только когда закончился припев, до меня дошло.
Они — пели! То есть они оба — певцы! Мать… твою же! Только меня судьба могла так обломать.
Пение оборвалось на половине слова. Меня поймали сильные руки, прижали к себе. Попытались прижать.
Я вырвалась.
Отступила на шаг, обвиняюще глядя в синие-синие глазищи… певца. Шоумена, мать его. Самой гнусной, мерзкой, отвратительной твари на свете.
— Ты… Просто уйди. И никогда ко мне не приближайся.
Если бы у меня в руках сейчас была винтовка, я бы выстрелила. Честно. Так что хоть в чем-то мне повезло — винтовки не было, и меня не посадят за преднамеренное убийство.
