Все произошло слишком быстро. Мой рывок. Пуговицы врозь. Секунда, чтобы заметить то, что он хочет скрыть и его руки, накрывают мои запястья, отрывают от лацканов кителя мои задеревеневшие пальцы и недовольный взгляд брата.
- Это же… - хлопаю глазами, игнорирую его злость. – Брай, это…?
- Да, Диана, - поджимает губы он и отходит от меня. Негодующе качает головой, пытаясь свести вместе края лацканов, но без пуговиц те все равно расходятся дырой на груди. – И лучше никому об этом не знать. Особенно герцогу. И трижды особенно – нашим родителям!
- Но… Брай, ты думаешь, никто не задастся вопросом, чем ты зарабатываешь на жизнь?
- Это никого не касается! – отрезает Брай. – И вряд ли найдется идиот, что решится задать вопрос напрямую.
- Брай, - капают непрошенные слезы. – Ты же… Ты же всегда был против. Ты же хотел карьеру… имперская гвардия… Как ты мог?
- Диана, - почти стонет в голос он и подходит ближе, пытаясь меня обнять, но я делаю шаг в сторону, - принцесса, ты должна понять, - все-таки настаивает на объятьях брат и оплетает своими руками, прижимает к груди. Его кулон продолжает мерно вибрировать, чего-то требуя. Это ужасно раздражает. Отстраненно думаю, хорошо, что липкое пятно значительно выше моей головы. – Как оказалось на службе Его Величества не сильно-то и побалуешь, не говоря уже об отложить на черный день или отправить деньги семье…
- Но гильдия… - всхлипываю я. – Ты же всегда твердил, что порядочный человек не пойдет в гильдию. Что наемники – это в первую очередь убийцы.
- Но ты никогда не слушала и продолжаешь мечтать об этой карьере, -напоминает мне брат.
- Я это другое. Я не верила тебе, думала, ты хочешь меня просто отвратить от мечты. Для меня гипотетические жертвы были априори плохими, преступниками, безапелляционно заслуживающими смерть. А ты… ты же всегда был другим.
- А сейчас, что-то изменилось? – испытующе смотрит на меня Брай.
- Кое-что, - отвожу взгляд, вспоминая раскуроченные тела на лесной поляне. Теперь для меня осужденные на смерть не просто бездушные цели. Теперь каждый из них – живой человек, который чувствует боль и страх. Теперь профессия наемника – это не романтика и приключения, это не вершащаяся моей рукой справедливость. Теперь – это вынужденная работа. Неприятная обязанность. Грязная и безбожная. Работа, которую кто-то должен взять на себя. Кому-то надо делать то, что брезгуют другие. Брайтон всегда это понимал, всегда знал. Поэтому и не хотел, относясь к наемникам с изрядной долей презрения и брезгливости.
