Отвечая за себя | страница 59
И что общего у этих времён и эпох?
А вы говорите — модерн!
Я говорю — Просвещение.
И имею в виду при этом только одно:
Во времена Канта и Гёте книги читали, было кому читать.
Обдумывали прочитанное и помнили.
Сейчас?
Не читают.
Соответственно, обдумывать нечего.
А помнить?
Что можно помнить, если в голове постоянно звучит... попса или любая другая навязчивая и громкая музыка?
Бесплодные поиски национальной идеи затянулись. Но этим заняты лучшие умы Беларуси. Лучшие умы лучше бы направить на что-то более модерное. Прошу прощения за это слово!
Направление ума — интенция, интенциональность.
Сегодня лучшие умы нации в своих бесплодных поисках интенционально ориентированы совершенно не туда, куда нужно. Они ищут не там, где находится то, поисками чего они заняты.
Нет никакой национальной идеи в прошлом.
Когда-то (вчера, кажется, лет 150‒200 тому назад) национальная идея была в прошлом. Не в настоящем (том, что действительно было) прошлом, а в воображаемом прошлом.
Поэтому нациостроители сочиняли эпосы (Калевалу и Калевипоэг, трилогию Сенкевича), собирали фольклор и выдумывали старинную мифологию своих народов или оформляли всё это в патетических формах искусства типа оперного цикла Вагнера. Всем этим будили массовое воображение. Так выдуманное прошлое придавало смысл настоящему. И совершенно не важно, что немец Вагнер пользовался скандинавским фольклором, а карельские сказки стали финским эпосом.
Можно сегодня придумать беларусскую мифологию (в конце концов, все славянские мифы этнографы собирали в Полесье), сочинить героический эпос (Владимир Короткевич даже сделал это отчасти), переписать летописи литовских князей на беларусский манер. Это интересно, занимательно и даже отчасти полезно. Но ничего из этого не получится.
Время вышло. Это было эффектно и эффективно, когда массовым было начальное образование, элита имела среднее образование, у интеллигенции было достаточно свободного времени, чтобы читать длинные произведения в стихах и прозе, медитировать над ними и ностальгировать.
Нет национальной идеи и в актуальной современности (в том, что сегодня). Ничего нельзя найти в искорёженной бесформенной современности. Ей самой нужно придать форму и направление развития.
«То, что должно быть, является основанием того, что есть».
В наше время (наш модерн, выбросив постмодернистские симулякры) все основания нужно искать в будущем.
Будущее — это то, что не похоже на настоящее и прошлое.
Не любое завтра становится будущим. Если в завтра протягивается сегодня, это только пролонгированное сегодня. Если в завтра контрабандой тащится советское вчера, это деградация, а не развитие.