В десятом часу член-корр, оборвав беседу с Аделаидой Прокофьевной, как бы между прочим сказал:
— Не пора ли хозяевам отдохнуть от гостей? Семеныч, вызывай машину… Адель, мы вас подвезем…
Мирошниковы с наигранным радушием стали уговаривать еще посидеть, гости отнекивались вполне искренне. Тогда Вадим Александрович сказал, разводя руками:
— Ну, давайте на посошок!
— На посошок можно, — согласился Голошубин.
И член-корр согласился:
— Стремянную!
Мирошников помогал жене убирать стол, стаскивал посуду в мойку. Он малость суетился, словно в чем-то повинен перед Машей. Ну, не повинен, так уйму хлопот доставил этими самыми поминками. Легко ль было одной управиться, хоть теперь надо пособить.
— Вадик, — сказала Маша. — Я звонила своим на дачу. Они выражают сочувствие.
— Спасибо им, — сказал Вадим Александрович. — И тебе, Машучок, спасибо за все.
— Иди спать, я сама управлюсь. Тебе завтра на работу.
— А тебе? Нет уж, я подсоблю…
Он принимал вымытую посуду, ножи, вилки, ложки, вытирал кухонным льняным полотенцем, ставил на место. Понес наполненное отбросами ведро к мусоропроводу на лестничной площадке, возвращался — и как будто увидел беловато-серую фарфоровую урну на полке в прихожей. Урну с прахом отца. И неожиданно для себя заплакал.
Постоял немного, успокоился, вытер слезы и прошел на кухню. Маша моментально все заметила, сказала:
— Не надо было тебе столько пить, Вадик.
— Да я не перебрал…
— Ну возьми себя в руки. Я понимаю: горе. Но ты же мужчина…
— Мужчина, — эхом отозвался Мирошников. — Супермен…
— Иронизируешь? Над кем?
— Над собой, — сказал Мирошников и потянулся за очередной тарелкой.
Они легли в постель за полночь, когда Витя в своей комнатке уже встал первый раз на горшок. Сынишка стукнул крышкой и угомонился. Жена уснула почти сразу, а Мирошников не засыпал. Заложив руки под голову, уставился в потолок — там, как на серо-белом экране, мелькали отрывочные картины, будто кто-то проецировал на этот экран пережитое за день. За немыслимый по насыщенности и протяженности день — он словно был бесконечным, этот трудный, выломившийся из ряда день.
Конечно, когда узнал о смерти мамы, тоже переживал. Но потому, что все эти похороны и поминки прошли без него, не так, кажется, встряхнуло, как сегодня. А может, и потому, что где-то в глубине души он всегда тянулся к отцу, ведь недаром говорят: мальчики больше любят отца, чем мать. Больше — это к нему не относится. Но как бы там ни было, минувший день врубится в память. Теперь ни матери, ни отца…
