Проблема субъекта в дискурсе Новой волны англо-американской фантастики | страница 4
Фраза «Переход в иллюзию часто бывает незаметен» чрезвычайно показательна: она идеально характеризует ощущение как героя, так и читателя Новой волны, теряющегося в калейдоскопе реальностей без возможности остановиться на какой-нибудь из них, посчитав ее истинной, точкой отсчета.
Также в фантастическом дискурсе Новой волны «я» героя может дробиться на множество личностей («Мир дней» Ф. Фармера [Фармер 1995]) или просто разрушаться («Потихоньку деградируя» Р. Силвеберга [Силвеберг 1992] или «Убийственный Фаренгейт» А. Бестера [Бестер 1989b]).
И, наконец, сознание героя может просто умереть. Это не смерть героя в мире, мира вне героя больше нет, а смерть именно сознания, влекущая за собой и гибель мира. Такой процесс описан в рассказе М. Муркока «Руины»:
«Как возникли развалины?
Он совершенно этого не помнил.
Солнце и небо пропали, остались только развалины и свет.
Ему показалось, что невидимая волна смывает остатки его личности.
Мэл-дун, мэл-дун, мэл-дун.
Развалины в прошлом, в настоящем, в будущем.
Он поглощал развалины, а они — его. Они вместе с ним уходили навсегда, ибо горизонт исчез.
Рассудок мог бы покрыть развалины, но рассудка больше не существовало.
Вскоре не осталось и развалин» (Майкл Муркок, «Развалины» [Муркок 1992b]).
Частое повторение имени — мэл-дун, в звучании второго слога которого слышны отголоски похоронного колокола, — обессмысливает его, не только как бы разъединяя личность героя, но и уничтожая ее.
В художественной реальности Новой волны мир предстает как функция от «я» героя и полностью повторяет возможные пути эволюции «я»: «ступеньки вверх» и «вниз». Мир может усложняться и углубляться, включая новые уровни реальности. В Новой волне популярным становится образ параллельных вселенных — «Отчет о вероятности Эй» Б. Олдисса [Олдисс 2000]), в романах Р. Желязны речь идет о возникновении божества — («Доннерджек», «Князь света» и др.). Но мир может и деградировать, распадаясь на отдельные вырождающиеся участки реальности, поддерживаемые сознанием одного человека. Так, в рассказе-притче «Одинокие песни Ларена Дора» Дж. Мартина главная героиня Шарра, воплощающая архетип странничества и связи миров «сквозь невидимые Врата, Обессиленная и окровавленная» врывается в изолированный, персональный «мир Ларена Дора» [Mapтин 1999]. Сходная ситуация представлена и в рассказе «Иззи и отец страха» Э. Финтушела [Финтушел 1998], только здесь отдельные островки реальности связаны не с сознанием конкретного человека, а являются следствием глобальной катастрофы. И, наконец, мир может просто умирать, «подражая» герою («Развалины» Муркока).