Иногда я вообще не могу понять, что чувствует Дэн. Я-то думала, что и он хотел бы зайти со мной дальше, однако никаких попыток с его стороны нет. Целуемся, обнимаемся, и все.
И тут мама – ведет себя так, словно мы какие-то спаривающиеся животные.
Так обидно! Я не видела ни Сэмми, ни Меган после того, как закончилась школа. Дэн – единственный оставшийся у меня друг на всем белом свете. Даже если мы не любовники, если мы не пара, все равно он единственный человек в моей жизни, кто не семья и не Питер. Я смеюсь с ним. Я говорю с ним. Я беспокоюсь о нем. А по маминым словам выходит, что это что-то плохое, что я больше не могу иметь друзей, что только семья имеет значение с этих пор.
Если мир теперь устроен так, то пусть он сдохнет побыстрее.
Ненавижу маму за то, что я так себя чувствую. Ненавижу ее за то, что один хороший день приходится на десять, двадцать, сто плохих.
Ненавижу ее за то, что она мне не доверяет. Ненавижу за то, что она заставляет меня еще сильнее бояться.
Ненавижу маму за то, что она вынуждает меня ненавидеть ее.
Ненавижу ее.
25 июня
Не считая туалета (куда я выходила, только когда меня никто не мог увидеть), я просидела у себя в комнате весь вчерашний день. Заперла двери и из чувства протеста читала при свете фонарика четыре часа – и да, я понимаю, как это глупо.
Мэтт постучался ко мне утром:
– Завтрак готов.
– Я больше не буду есть. Так вам с Джонни больше достанется.
Мэтт вошел в комнату и закрыл за собой дверь:
– Ну хватит, что за детский сад. Ты донесла свою точку зрения. А теперь иди на кухню и съешь свой завтрак. И можешь заодно поцеловать маму и сказать ей «доброе утро».
– Не буду с ней разговаривать, пока она не извинится, – сказала я. Любопытно, моя злость все еще перевешивала голод. А может, я просто знала, что и после завтрака останусь голодной, так в чем смысл?
Мэтт покачал головой:
– Я-то думал, ты взрослее. Ожидал от тебя большего.
– Мне плевать, чего ты ожидал, – сказала я, и это полнейшее вранье. Мне отчаянно важно, что про меня думает Мэтт. – Я ничего плохого не делала. Мама набросилась на меня без всяких причин. Чего ты ей не высказываешь, что ожидал от нее большего?
– Меня там не было, – вздохнул Мэтт. – Я знаю только мамину версию событий.
– Она не забыла упомянуть, что вела себя чудовищно? – спросила я. – Что разговаривала со мной как с преступницей? Или это не вошло в отчет?
– Если ты имеешь в виду, ударилась ли она в слезы и корила ли себя за все кошмарные вещи, сказанные тебе, то ответ – нет. Но она действительно сказала, как ей мучительно жаль, что ты вынуждена проходить через все это. Миранда, мама держится из последних сил. Она тревожится за нас троих и миссис Несбитт. И ты же знаешь ее. Она к тому же тревожится за папу, и Лизу, и малыша, и за Питера. Она страшно переживает за Питера. Он семь дней в неделю отматывает двенадцатичасовые смены, и она представления не имеет, ест ли он вообще хоть что-нибудь.
