Я хватаю висящее на спинке кухонного стула худи и снова заглядываю в гостиную.
– Ладно. Я, пожалуй, пойду.
– Мам?
– Да?
– Что ты собираешься делать с тем портфелем?
Если честно, я не знаю. Его содержимое потрясло меня сильнее, чем я готова себе признаться. И уж точно гораздо сильнее, чем я готова признаться Фло. Откуда он взялся? Кто мог его оставить? И почему?
– Я еще не знаю. Может, поговорю о нем с Аароном.
Она кривится:
– Жутковатый тип.
Я хочу сказать ей, чтобы она не судила строго, но на самом деле мне он тоже кажется жутковатым. Я не совсем понимаю почему. По долгу службы мне часто приходится сталкиваться со всякими странными личностями. Но что-то в Аароне меня пугает, пробуждает чувства, которые я предпочла бы забыть.
– Давай поговорим об этом позже.
Я продеваю руки в рукава худи.
– Ладно. И еще одно.
– Что?
– Тебе лучше взять другое худи. Это провонялось дымом.
Когда я вхожу в часовню, Аарон стоит в глубине, беседуя с упитанным кудрявым викарием. Только полдесятого, и еще нет никого из верующих.
По какой-то причине, возможно, потому, что оба резко оборачиваются, у меня создается впечатление, что они говорили обо мне. Возможно, это паранойя. А может, и нет. Почему бы им не говорить обо мне? Я новенькая. Но мне не по себе. Я заставляю себя улыбнуться.
– Привет. Не помешала?
– Преподобная Брукс! – радостно восклицает кудрявый викарий. – Я преподобный Раштон – Брайан. Наконец-то мы знакомы лично!
Он протягивает пухлую руку. Это невысокий, плотно сложенный мужчина с пятнистым лицом цвета говяжьей солонины, что указывает на любовь к простым радостям жизни. В его живых блестящих глазах пляшут чертики. Если бы не пасторский воротничок, я бы предположила, что передо мной владелец паба или, возможно, брат Тук из баллад о Робин Гуде.
– Мы – и особенно я – очень рады, что вы наконец-то здесь.
Я пожимаю его руку:
– Благодарю.
– Как вы себя чувствуете на новом месте? Или еще слишком рано об этом говорить?
– Неплохо, хотя для того, чтобы полностью освоиться, всегда требуется время. Ну, вы и сами знаете, каково это.
– Вообще-то нет. Я служу в Уорблерс-Грин уже почти тридцать лет. Я очень ленивый, знаю, знаю. Но мне понравился этот приход, и, конечно, – он с заговорщическим видом наклоняется ближе, – тут рядом есть весьма недурной паб.
Он фыркает и заливается низким, многозначительным и очень заразительным смехом.
– А вот тут я вас очень даже понимаю.
– Должно быть, наши места представляют огромный контраст с Ноттингемом.
