Я еще раз позвонила в социальные службы. И снова началось ожидание. Однажды, во время урока рисования, улучив момент, когда Лена вышла в туалет, я присела на корточки рядом с Руби.
– Привет, милая, как дела?
Не сводя глаз с рисунка – буйство клея и блесток, она ответила:
– Все хорошо.
– Дома все нормально? Ты хорошо кушаешь?
– Да.
– Ты уверена?
Она подняла голову. В ее темных глазах светились ужас, отчаяние, обреченность.
– Я плохая девочка. Во мне сидит дьявол. Его необходимо изгнать.
И она разрыдалась.
– Руби…
– Что вы делаете?
Боковым зрением я заметила что-то красное. Это бежала от двери Лена.
– Что вы сказали? – отталкивая меня от девочки, завопила она. – Зачем вы расстраиваете ребенка?
– Лена, я о ней тревожусь.
Она схватила Руби за локоть, рывком поднимая ее со стула и не сводя с меня глаз, горящих ненавистью.
– Это все ты, верно? Подсылала к нам тех людей. Создавала нам проблемы. Ах ты, белая сука.
Я ошеломленно на нее смотрела, не произнося ни слова.
– Я порядочная женщина, и я пытаюсь правильно воспитывать этого ребенка, а ты тут стоишь и распространяешь на нас клевету. Я люблю этого ребенка. И я делаю то, что для нее лучше всего, ты меня слышишь?
Я пыталась сохранять спокойствие, понимая, что теперь все присутствующие смотрят только на нас.
– Я тебя слышу, Лена. Но она плохо выглядит.
– Ты так думаешь? Что такие люди, как мы, не могут как положено растить своих детей? Не то что вы, идеальные белые люди, да?
– Нет. Это тут ни при чем.
– Как ты смеешь? Я не отдам тебе Руби, поняла? Я никому не отдам Руби.
И она ринулась прочь, волоча за собой девочку.
После этого я должна была обратиться в полицию. Я должна была наседать на социальные службы и заставить их себя услышать. Я должна была броситься за Леной. Я должна была сделать хоть что-то. Но я этого не сделала. Я испугалась. Испугалась того, как смотрели на меня другие родители. Испугалась того, что ее слова могли быть в какой-то степени правдой. Неужели я судила Лену и Деми строже из-за цвета их кожи, пусть даже подсознательно? Я опасалась совершить ужасную ошибку.
На протяжении всей следующей недели я не видела Руби ни разу. Я проезжала мимо их дома, и он выглядел заколоченным. Наверное, они переехали. Я ее потеряла.
В следующее воскресенье я пришла в церковь, как обычно. Я любила приходить пораньше, чтобы все подготовить и сосредоточиться, пользуясь тишиной и покоем. В начале февраля светало лишь около восьми. Я открыла двери, шагнула внутрь и тут же поняла: что-то не так.
