– Прибавки! Прибавки!
Каждую минуту из переулков прибывали новые лица, толпа становилась все плотнее, и таксист вынужден был остановиться.
– Ты что, собрался давить трудовой люд? – заорал какой-то жутковатый косоглазый тип, уткнувшись в лобовое стекло и стуча кулаком по капоту.
– Да я тружусь не меньше твоего! – взорвался таксист. – К тому же, я член профсоюза!
– Ну-ка вышвыривай тогда своих буржуев и давай с нами на митинг!
– Это не буржуи. Это отличные ребята… здесь еще женщина с двумя крохами…
Но рабочий словно с цепи сорвался. Он с бранью схватился за ручку машины и рванул ее с такой силой, что, казалось, она отлетит сейчас вместе с дверцей. Тут водитель резко надавил на газ, и, перескочив через бордюр, автомобиль помчался дальше прямо по тротуару, ловко лавируя между пешеходами.
Митингующие оставались уже метрах в тридцати сзади, как вновь послышались устрашающие выкрики, на этот раз со стороны вокзала Монпарнас:
– Смерть! Смерть!
Тотчас же, подобно волнам морского прилива, донеслись едва уловимые звуки песни:
Великая ночь наступает
Последняя ночь для господ!
– Черт возьми, – хмыкнул шофер, – так и есть! Вот она долгожданная «красная» ночь!
Теперь он вел машину очень медленно, аккуратно, стараясь не задеть протестующих. Неожиданно, охваченный всеобщим энтузиазмом, он подхватил напев. Слова, вырывавшиеся из его груди, походили на глухое рычание.
Бесчисленные массы народа текли в сторону вокзала. Шесть дежурных аэропланов кружили в воздухе над толпой, высвечивая прожекторами отдельные группы манифестантов.
Лангр и Мейраль, бледные от страха, переглянулись:
– Это что, революция? – растерянно произнес профессор.
– Пока лишь эпизод. Но, возможно, волна протестов докатится вскоре и до предместий, а там… один Бог знает, что нас ждет, – прошептал Мейраль.
Внезапно песня зазвучала менее слаженно, затем совсем прекратилась. В толпе раздался ропот, движение замедлилось. Послышались редкие выстрелы, вскоре превратившиеся в пулеметную стрельбу.
– Легавые! Смерть легавым! Убийцы… содрать с них шкуру!
Наряды полиции тщетно пытались сдержать народ, хлынувший из узких подворотен на улицах Вожирар, Шерш-Миди и Севр. Плотная цепь черных мундиров и блестящих щитов извивалась из стороны в сторону, как огромный удав. Началась сильная давка. Оттесненные к стенам домов мгновенно были затоптаны людским потоком. Отовсюду доносились проклятия и жалобные стоны раненых и умирающих. Отвратительная картина предстала перед глазами ученых: размозженные дубинками и булыжниками головы, окровавленные лица, распростертые на мостовой тела, испещренные следами тяжелых каблуков. Бешенство нападавших не знало границ. Какой-то высокий худощавый человек, размахивая куском пунцового полотнища, заправлял целой ватагой протестующих, которые, взявшись за руки, стремились захватить полицейских в кольцо. Несколько полицейских было уже убито, а со стороны проспекта Дюмэн продолжал нарастать гул, и вливались все новые воинственные толпы рабочих. Словно порыв ветра, с разных сторон летели угрозы в адрес чиновников и олигархов, слышался свист и треск костей.
