– Это наша знаменитость, – сказал он норвежцу. – Дон Антонио Веласко. Великий мастер бокса. Его прозвали «Ужасом Перу», но он чрезвычайно добродушен.
– А этот джентльмен, – продолжал Мануэль, указывая на Фиэльда, – ученый из далекой страны. Он – доктор и приехал изучить нашу знаменитую горную болезнь. Его имя – Фиэльд, доктор Ионас Фиэльд.
На миг среди общества наступила тишина. Эти оба, что стояли друг против друга, составляли разительную противоположность остальным джентльменам. Норвежец был выше, но могучие плечи и крепкая голова перуанца могли постоять за себя не хуже.
– Вы тоже должны быть «ужасом» в нашей стране, – промолвил Антонио любезно. – Если я не ошибаюсь, то вы в борьбе, вероятно, один из первых.
– Ну, да, – ответил Фиэльд, – когда бывает необходимо…
Маленькие глаза-угольки черного Антонио разглядывали Фиэльда. Он обратил внимание на правую руку гиганта, опиравшуюся о спинку кресла, но то, что произвело на него самое глубокое впечатление, – это шрам, и боксеру было ясно, что причиною его была глубокая и опасная рана.
– Участвовали ли вы в войне? – спросил Антонио вскользь.
– Нет, – ответил Фиэльд, – я принадлежу к нейтральной нации.
– В таком случае вы, наверное, много путешествовали и много пережили?
Фиэльд кивнул.
– Я испытал всего понемножку… Вы смотрите на мой шрам. У меня есть еще несколько таких же на теле. Это, по большей части, ножевые раны. Между прочим, длинный шрам, идущий от коленной чашечки до самых паховых желез, произошел от удара «мизерикордиа»… Знаете вы, что это такое?
Легкая тень пробежала по лицу черного Антонио.
– Я знаю это, – сказал он. – Вы уже бывали раньше в нашей стране?
– Нет, – ответил Фиэльд. – Последний раз, когда я был в Южной Америке, мое пребывание ограничилось Бразилией и Аргентиной.
– Быть может, вы были в Куйаба?
– Вы угадали, – ответил любезно Фиэльд.
– Не встречали ли вы там человека по имени Хередиа?
– Не только встречал, но был даже знаком.
В маленьких глазах боксера появилось выражение напряженного любопытства. Фиэльд, казалось, не обнаруживал интереса к продолжению разговора, а Мануэль, откинувшись на спинку дивана, тщетно боролся с тяжелым пьяным сном, и на обоих коленях его сидели дамы, недовольные своим кавалером.
– Этот Хередиа, о котором я говорю, – сказал Антонио с ударением и нагнулся вперед, – он был моим другом. Он был убит одним иностранцем.
Фиэльд медленно зажег сигару и положил спичку.
– Да, да, – сказал он, помолчав. – Кому же, как не мне, знать об этом.
