.
Символична новая встреча Истомы с «ветхим и столетним» индусом, когда: «Лебедь времени, Кала-Гамза, трепетал над ним, над его седыми кудрями. Он был стар. Оба поняли друг друга»[367]. Символичным выглядит и освобождение индусом живого лебедя, поскольку «вера требовала делать добрые дела всем живым существам, без изъятья, ведь в лебедя могла переселиться душа его отца»[368].
Бесспорно, в этих сюжетах: рассказах о драматичных исторических событиях в Индии, сне самого Истомы о жестоких правителях – можно увидеть и социальную подоплеку. Так, например, отпустившему лебедя индусу Истома говорит: «Это что, лебедя освободить. Нет, ты дай свободу всему народу»[369]. Но исчерпывается ли содержание повести лишь социальной или социально-исторической проблематикой? Перед нами индус, который молчал в ответ на вопрос Истомы и думал, как «далекий гуру (учитель) из Индии руководит его разумом здесь», сам Истома, задумавшийся о ползавшем на его руке муравье: «Кто этот муравей? Воин? Полководец? Великий учитель своего народа? Мудрец?» А в это время «около тихо плескалась Волга-невеста». Связаны времена, связаны страны и пространства, так же как соединены священные воды Ганга с «северной невестой» Волгой. После того, как был отпущен лебедь, «брамин по-прежнему стоял над темной водой. О чем он думал? Как ежегодно привозят верблюды священную воду Ганга? И как, будто среди молитвенных голосов, совершается обряд свадьбы двух рек, когда из длинногорлого тяжелого кувшина рукой жреца вода Ганга проливается в темные воды Волги – Северной невесты?»[370]
Индус предсказывает Истоме плен и жизнь в Индии. И Истома был уже готов к странствиям в далекой и загадочной стране. Как пишет автор, поскольку проводник Кунби был сикх, то «нужно ли было удивляться», что и сам Истома стал «новообращенным» сикхом. Так начинается его «скитальческая жизнь» в Индии.
Чувствовал ли себя пленником на чужбине Истома? Словно бусинки в четках, «отсчитывается» увиденное Истомой в Индии. Вот перед ним древний отшельник («.старик не менял своего положения, руки его не умели двигаться, и ногти прорастали предметы, как корни растения, белые и кривые»), его вид наводит Истому на мысль: «Не весь ли народ индусов перед ним?» И «теневые боги» (сравните: «боги – призраки у тьмы») «трепетали около него темными крыльями ночных бабочек»[371].
Видел Истома и множество храмов. Видел «воздушные храмы, висевшие ласточкой над грозной пропастью», «храмы, множеством подземных пещер вырубленные в глубине первобытной каменной породы»
