.
Одним из таких контекстов было воскрешение и преломление архетипических сюжетов, архаических пластов. Эти процессы часто не только придавали произведениям авангарда свойство «сакральной закрытости», но, по мнению исследовательницы, становились «источником активной ориентации искусства по отношению к социальному контексту», актуализировали «действенную природу искусства, уходящую корнями в архаическую магию или религиозные культы»[315].
Авангардная «религиозность» имеет свои специфические черты, связанные с общими мировоззренческими особенностями начала XX в., а именно: с кризисом ортодоксальной религии и кризисом того, что принято считать европейской культурой. Это вызвало к жизни некоторые языческие и неоязыческие тенденции в религиозной жизни Европы и России, тягу к формированию «нового религиозного сознания», стремление к созданию неких синтетических учений, что отразилось и в художественных построениях русского авангарда, в «попытках (иногда в духе теософских учений) обретения своеобразной открытости религиозного опыта». Такая «открытость» способствовала тому, что среди источников мировоззренческих, и в том числе религиозных, элементов авангардного искусства мы находим «самый широкий и противоречивый спектр подобных источников от буддизма и гностицизма до архаических языческих культов и сектантской мистики»[316]. Однако выявить эти «строго очерченные источники» чрезвычайно сложно[317].
Особенностью мировоззренческо-религиозных устремлений представителей русского авангарда является спаянность двух тем, двух образов (этот синтез был одним из доминирующих в духовной истории России начала XX в.). Это – «революция и религия»[318].
Многие исследователи русского авангарда пишут о создании авангардистами особой историографии и формировании особой футурологической направленности их творчества, такая устремленность в будущее свойственна и русской философии того времени. Об утопизме как неизбывном соблазне отечественной мысли писал в свое время известный религиозный философ и богослов Г. В. Флоровский[319]. Бобринская считает, что одним из «теоретических источников» авангардизма европейского послужил проект идеального государства французского социалиста Сен-Симона, в котором высшая власть должна была принадлежать художникам, так как «люди воображения» способны не только предвидеть, но и создавать будущее, а потому именно им и следует идти в «авангарде человеческого общества»
