Однажды ночью на квартиру к Берману ввалились оперативники НКВД. Они с женой решили, что за ним. Оказалось, однако, что время для этого еще не пришло. Просто на эту ночь не хватило подписанных бланков.
Может быть, именно в ту ночь Берман и подписал, среди сотни других, ордер на арест какого-то Белокриницкого? А от страха перед оперативниками прокурорская закорючка и получилась такой невыразительной? Эта закорючка все не вылезала у Рафаила Львовича из головы.
* * *
Однажды, уже перед самым отбоем, из камеры взяли еще двоих: Панасюка, подписавшего на конвейере признание в совершении крупной диверсии, и школьного директора, превратившего свой учительский коллектив в повстанческий отряд. Дело Панасюка, работавшего прежде грузчиком на зерновом складе, было обосновано фактами. Несколько лет назад часть этого склада действительно сгорела. Но причину пожара удалось установить только теперь, когда следователь Панасюка вынудил его признать себя поджигателем. Особая жестокость в отношении незаметного работяги объяснялась, по-видимому, еще и тем, что в ранней молодости Панасюк служил в петлюровских частях. Берман сказал, что и бывший грузчик, и бывший завшколой пойдут под Военный трибунал. И что по ним обоим уже сейчас можно справлять панихиду.
Кажется и эта, десятая по счету, ночь Рафаила Львовича в тюрьме пройдет без вызова к следователю. Как и все ожидавшие своего первого допроса, Белокриницкий спал очень мало и плохо.
Шла вторая половина ночи, и некоторые, в том числе и Кушнарев, уже вернулись с допроса. Следователь у Кушнарева был теперь другой. Этот не держит его до утра, но бьет сильнее и обещает, если Кушнарев будет упорствовать, переломать ему ребра. К упрямому подследственному, видимо, ищут подход.
А какой подход будет применен к вредителю Белокриницкому? Всякий раз, когда вопрос об этом возникал в такой ясной и конкретной форме, Рафаил Львович чувствовал, что под ложечкой у него образуется неприятная, сосущая пустота. Белокриницкий решил приступить к написанию давно продуманного сочинения в первый же свой вызов к следователю. Необходимо, однако, разыграть вначале некоторое сопротивление, вызванное якобы естественным нежеланием признаваться. Если показать себя слишком уж податливым, претензии следователя могут непомерно возрасти и навести его на мысль сделать из Белокриницкого вербовщика. Поэтому надо поломаться с полчаса, дать понять, что игра на слишком большой выигрыш не стоит свеч, и только после этого сдаться. Реакция следователя, когда он не станет сразу давать показания, будет, вероятно, бурной. Он подумал о почти неизбежных оскорблениях, матерщине, может быть, даже ударах. От этих мыслей становилось не по себе и снова ныло под ложечкой.
