Замечались тут, однако, и явные непорядки. Один из спящих лежал все-таки на спине. Но не на полу, на котором для такого роскошного положения не нашлось бы места, а на телах своих товарищей. Голова этого человека была неестественно запрокинута назад и зажата между чьими-то туловищами, ноги широко раскинуты. Ступня одной из них покоилась на чьей-то голове. Придавленный этой ногой человек пытался сбросить ее с себя, однако безуспешно. Как окоченелая, нога снова возвращалась на прежнее место. Нарушителя порядка пытались разбудить, его пинали, даже щипали, однако спящий не просыпался. Вот когда Рафаил Львович начал по-настоящему постигать выражение «Спать мертвым сном».
Он с ужасом смотрел на людей, товарищем которых во всех их страданиях стал теперь на неопределенное время. Изможденные, заросшие и грязные заключенные этой камеры напоминали сейчас трупы, сваленные на дно тесной братской могилы. Кто же они, эти люди? Неужели и в самом деле диверсанты, вредители и шпионы, и только он, Белокриницкий, единственный между ними, случайный ни в чем не повинный человек? И сколько же времени они находились здесь, в этой неслыханной тесноте, духоте и грязи, в самое существование которых Рафаил Львович не поверил бы еще несколько часов тому назад?
В коридоре длинно задребезжал звонок. И почти сразу же открылось оконце в двери.
— Подъем! — крикнул надзиратель, видимо, не уверенный в достаточности общего сигнала.
Невыспавшиеся, с затекшими конечностями, угрюмые люди медленно поднимались с пола. Не одеваясь, они скатывали свои вещи и садились на них. Одни низко, почти по-турецки, другие чуть повыше, поджав колени чуть ли не к самому подбородку и обхватив их руками. Никакие иные позы из-за недостатка места здесь не были возможны.
— Раздевайтесь и вы, складывайте вещи, — сказал Белокриницкому все тот же благожелательный сосед. — Ваше место, правда, у параши, — он сделал рукой жест сожаления, — закон тюрьмы…
Под стеной несколько человек возились с тем, кто так беспробудно спал на телах своих соседей. Не просыпался этот человек и теперь. От сильных встряхиваний за плечи он только чуть приоткрывал глаза и немного приподнимал голову. Но веки тут же смыкались опять, а голова снова падала на грудь. Его похлопывали по лицу смоченной в воде рубашкой, но вода была теплая и помогала мало.
— Что с ним? — спросил у соседа Рафаил Львович.
— Четверо суток на конвейере простоял, — непонятно ответил тот.
