Нет, он не будет изобретать для себя несовершенных преступлений, угадывать под следовательские понукания своего вербовщика…
Тут Алексей Дмитриевич поймал себя на том, что уже давно и мучительно пытается этого вербовщика угадать. Опытные арестанты, сопоставив служебное положение товарищей Трубникова по институту, историю их взаимосвязей, последовательность арестов и другие признаки, утверждают, что его вербовщиком должен быть Ефремов. Даже в мыслях это казалось оскорбительным по отношению к старому другу. Николай Кириллович всегда был прямодушным и честным человеком, хорошим товарищем и верным другом. Но и Певзнер, наверное, был хорошим товарищем, любящим мужем и почтительным сыном.
Щелкнуло оконце кормушки. Несколько человек сразу же подняли голову.
— На «тэ»! — сказал надзиратель.
— Троцкий? — спросил тоже бодрствующий студент. — Нет.
На «тэ» в их камере был еще только Трубников.
* * *
Пронин был молодым начинающим чекистом. Мобилизованный немногим более полугода назад в следовательский аппарат НКВД, он в справедливости действующих догм и указаний сомневался не более, чем янычар в святости Пророка и законности султанских повелений. Молодой следователь принадлежал к тому многочисленному типу людей, которые всегда стоят за ту Власть, которая у власти. Даже для времени, когда доносительство, инквизиторский догматизм, политическая и идеологическая нетерпимость были объявлены высокими гражданскими добродетелями, Пронин мог служить эталоном идеального типажа фискала и догматика. В формировании этого типа участвовали, вероятно, и врожденные свойства его характера и психики, и условия развития будущего чекиста с ранней юности, и официальная мораль времени.
Отец Пронина, рабочий-грузчик, не вернулся с гражданской войны, на которую ушел с красными частями. Мать, выбиваясь из сил, кормила четверых ребят, работая уборщицей и подрабатывая стиркой белья. Отчаянно пытаясь как-то облегчить тяжелую вдовью жизнь, она решилась заняться тайным изготовлением самогона для продажи. Но, строго наказуемая в те времена, незаконная фабрикация и торговля продолжались недолго. Старший сын, пионер, донес на мать в милицию. При обыске он показал место, где она хранила самогонный аппарат и готовую продукцию.
Мать, конечно, посадили в тюрьму — тогда она называлась ДОПРом — домом принудительных работ, — а доносчика и трех остальных ребят растыкали по приютам для беспризорных детей. Будущему чекисту было тогда четырнадцать лет, и он учился уже в седьмом классе школы-семилетки.
