— Кроме того, придется посетить церковь, куда прежде ходило семейство Кертис, посмотреть, там ли обретается старый викарий, — продолжил я.
— Первым делом отправлюсь туда.
— Давай-ка я запишу тебе адреса…
Когда я повернулся к Джеку, чтобы передать ему бумагу, он посмотрел на меня с легкой ехидцей.
— Что такое? — удивился я.
— Это дело расшевелило кровь в ваших жилах, не так ли? А то я уже замечал, что вам становится скучно.
Я хотел было ответить, но в следующий миг Барак услышал голос жены и вскочил. Мы подошли к двери. Тамазин уже стояла за ней, широко улыбаясь. Да и Гай явно выглядел более довольным, чем все последние дни.
— С моей девочкой все в порядке, — проговорила молодая женщина. — С моей маленькой Джоанной.
— С моим маленьким Джоном, — возразил ей Джек.
— Вечно ты споришь!
— Тебе вредно волноваться, милая, — предупредил Тамазин медик. — Не стоит препираться из-за пустяков.
— Да, доктор Малтон, — со смирением ответила та.
Барак взял ее за руку:
— То есть ты намереваешься слушаться доктора Малтона, а не собственного мужа и господина, так?
Его супруга улыбнулась:
— Надеюсь, мой добрый муж и господин проводит меня домой. Если только он более не нужен вам, сэр, — добавила она, повернувшись ко мне.
Когда, погрузившись в легкую шутливую перепалку, супруги оставили дом, врач улыбнулся:
— Тамазин говорит, что Джек слишком нервничает.
— Что ж, я получил новое дело, которое займет его. — Я положил ладонь на плечо друга. — Именно это, Гай, необходимо сейчас и тебе самому… ты должен вернуться к работе.
— Еще не пришло время, Мэтью. Я слишком… устал. А теперь мне надо еще раз вымыть руки. В отличие от многих своих коллег я полагаю важным избавляться от любых скверных гуморов.
Он снова поднялся наверх. А я ощутил внезапную тяжесть, предавшись печальным размышлениям: о Гае, об Эллен, о незнакомом мне парнишке Хью Кертисе, о бедном Майкле Кафхилле… И чтобы несколько упорядочить все эти думы, я решил пройтись по саду.
Обойдя дом сбоку, я наткнулся на Колдайрона, рубившего дрова топором. Побагровевшее лицо его было покрыто потом, стекавшим мимо пустой глазницы на нос. Джозефина стояла возле отца, нервно ломая пальцы. Казалось, что она вот-вот разрыдается.
— Ну и дом, — говорил Уильям. — Горбуны, и всякие темнокожие, и беременные шлюшки, падающие на лестнице, чтобы показать свой огромный живот…
Звук моих шагов заставил его вздрогнуть и оглянуться. Глаза Джозефины округлились, а рот испуганно приоткрылся.
