Известна, например, реакция Андрея Донатовича Синявского на «Гамлета» с Высоцким — человека, которого сложно упрекнуть в сколько-нибудь негативном отношении к Высоцкому, человека, который оставил нам огромный архив ранних записей Владимира Семеновича (знаменитые «пленки Синявского» — это великолепный архив, который показывают нам молодого Высоцкого уже как замечательного артиста и исполнителя), — но Синявский употребляет в связке с «Гамлетом» откровенно уничижительную характеристику театрального творчества Высоцкого: «…Актер, мне кажется, он был средний. Уже после лагеря он меня пригласил на „Гамлета“, на Таганку. Мы были, смотрели — и не понравилась эта вещь…»[45].
Естественно, что Синявский — как любой, увы, диссидент — ждал от любимовского «Гамлета» бунта и протеста, не ожидая увидеть мыслителя и поэта, каким сделал его Высоцкий. Более того, он на некоторое время закрыл вопросы режиссерских экспериментов над этой ролью. ««Если после моего Гамлета актрисы перестанут домогаться этой роли, значит, мне удалось сделать то, что я считал для себя непременным: вернуть Гамлету… пол», — сказал Высоцкий. Видя изумление собеседника, пояснил: «Бытует канон: Гамлет — это нечто вроде страдающей идеи. Вот женщины и претендуют время от времени на роль принца Датского. Я убежден, Гамлет — прежде всего мужчина». А. Демидова, игравшая с ним в «Гамлете», «Вишневом саде» и «Преступлении и наказании», написала: «Высоцкий — один из немногих актеров, а в моей практике — единственный партнер, который постоянно достойно вел мужскую тему»…»[46]. Правда, надо отметить, что позднее сама Алла Демидова эту же традицию и нарушит: в спектакле «Гамлет-урок», поставленном собственным театральным проектом Демидовой «Театр А» и греческим театром «Аттис», она сыграла целых три роли: собственно Гамлета, Гертруду и Офелию.
Пронзительно воспринимали «Гамлета» Высоцкого и другие исполнители роли датского принца: Даниэль Ольбрыхский был покорен спектаклем, в восторг пришел и Иннокентий Смоктуновский. Вспоминает Вениамин Смехов: «Я помню рядом с Володей и другого знаменитого Гамлета — Иннокентия Смоктуновского. Когда кончилось представление, он резко поднялся, хлопал стоя и без конца повторял «браво». А ночью, у меня на квартире, поднимая бокал за успех премьеры, убедил в искренности своего восхищения Гамлетом — таким живым, настоящим и таким необходимым людям в зале. А в фильме, говорил он, мне хотелось сыграть вот так же — живого и простого, но Козинцев не дал. «И я сегодня, — сказал Иннокентий Михайлович, — тоже играл у вас на сцене, я был этим великолепным петухом, который вырывался и орал: «А Козинцев — м***к!”…»
