Я никогда не видела, чтобы кто-то вдыхал табачный дым, как он, долго и глубоко, чуть ли не четверть сигареты зараз, а потом только смахивает пепел. Вот сигарета полетела прямо под ноги женщине, она фармацевт, я ее узнала, она водит синий «фиат» и паркуется возле замка Малахайд. Она вскрикнула от неожиданности – сигарета чуть не попала в нее, и сердито смотрит на него, затем, испугавшись его роста и выражения лица – с таким пекарем лучше не шутить, – идет своей дорогой. Свистун недовольно присвистывает, – половина чинарика пропала почем зря, – затем, шаркая, подходит к еще не потухшей сигарете, выуживает ее из кювета, и возвращается на свою картонку.
– Ах ты, крыса, – говорит ему Спеннер, но дает ему новую сигарету, прежде чем вернуться в пекарню.
– Будь осторожнее, Спеннер, – предупреждаю я озабоченно. – Прошлый раз, когда ты виделся с Хлоей, ты поругался с ее сестрами.
– Три уродины, – говорит он. – Вместо лиц капуста квашеная.
– И она пригрозила тебе судебным запретом.
– Да она и слов таких не знает, – смеется он. – Все будет хорошо. У меня есть полное право видеться с Арианой. Ради этого я готов на все. И если быть паинькой – последняя надежда, значит, буду паинькой. Я умею играть в эти игры.
Пассажиры утреннего поезда хлынули со станции на Мейн-стрит. Скоро в маленькой пекарне негде будет протолкнуться, и Спеннер будет в одиночку подавать кофе, выпечку и сандвичи, торопясь изо всех сил. Я допиваю кофе и проглатываю последний кусочек вафли, смахиваю пудру с губ, бросаю салфетку на стол и ухожу.
– Двигай отсюда, Свистун! – кричит на него Спеннер. – Ты испортишь аппетит моим клиентам, все равно никто из них не даст тебе ни цента.
Свистун медленно поднимается, подбирает свои вещи, картонную подстилку и, шаркая, уходит за угол и дальше по старой улице. Ветерок доносит до меня его нестройную песенку.
Мой рабочий день начинается с местных школ. Мало места, слишком много машин. Уставшие, взвинченные родители тормозят там, где нельзя тормозить, паркуются там, где нельзя парковаться, прячут пижамы под кардиганы и пальто, надевают кроссовки с деловым костюмом, все заморочены своими проблемами, торопятся доставить детей в школу, прежде чем поехать на работу, – и дети, полусонные, с рюкзаками больше, чем они сами, на них орут, чтобы поторапливались и выходили из машины. Лишь бы кто-нибудь, ради всего святого, забрал у них этих детей, чтобы они могли заняться своими делами. Каждое утро я выслушиваю ругательства одних и тех же психопатов, которые паркуются в два ряда. Дети не виноваты. И я не виновата. Никто не виноват. Но я все равно должна делать свою работу – патрулировать.
