А что потом? | страница 4
Меня душат слёзы и тошнит одновременно. Я могла бы закрыться в себе, словно меня и не существовало, но вот она я, сорокадевятилетняя женщина и мама, которой выпал шанс побороть рак. Вчера утром я чувствовала себя непобедимой. Сейчас же я чувствую себя хрупкой, словно мне семьдесят лет и моё сердце разбито, раздавлено и растоптано.
Уничтоженная парализованная взрослая женщина.
Мне сложно вспомнить, как двигаться. Не в буквальном смысле, хотя конечности и кажутся тяжёлыми. Но как мне выбраться из этого пространства, в котором я нахожусь? Как избежать этого чувства, будто меня закрыли в тюрьме? Мой муж изменил мне, подорвал моё доверие и зачал ребёнка с лучшей подругой моего сына.
Когда я думаю о Кристофере, становится ещё хуже. Именно ему пришлось мне рассказать. Слова, сказанные им, разрушили мой мир. Это были худшие слова, которые я когда-либо слышала, такие неприятные, но такие жизненно важные. Это было так невероятно, что моя психика не смогла постичь всего сказанного. Моя душа молила Бога: «Пожалуйста, пожалуйста, пусть всё, что он сказал, всё, что он только что высвободил во вселенную, окажется ошибкой». Но на задворках сознания я верила, что всё можно изменить, что где-то была ошибка, которую легко исправить. Это можно вернуть назад. Но нет. Всё уже давно случилось.
Я всё бы отдала, лишь бы узнать это раньше, чтобы моему сыну не пришлось нести ношу, доставляя мне эту адскую новость. К слову, ему произносить эти слова было, наверное, труднее, чем мне слушать их… Моё дитя… Их дитя… У моего сына есть сестра, сводная сестра.
У моего мужа есть ребёнок, биологический. Тот, которого я никогда не смогла бы ему дать, как бы сильно мне этого ни хотелось, но она смогла. Двадцатисемилетняя девушка, которая едва могла вспомнить, где положила свои ключи, была способна подарить моему мужу ребёнка.
— Мам? — прозвучал голос Кристофера с той стороны двери ванной комнаты, где я сидела уже не знаю сколько времени. Полчаса, или прошло уже два? — Мам, могу я войти?
Голос сына был тихий и пропитан скорбью, словно он был маленьким нашкодившим мальчиком, который пришёл повиниться.
Пытаюсь выдавить звук из сухого, сдавленного горла:
— Эм-м, одну минуту, милый.
Я быстро поворачиваюсь к раковине и плещу водой в лицо. Пытаюсь замаскировать свою боль, тупую, пульсирующую, расходящуюся по телу боль, из-за которой сдавливает горло и голова становится тяжёлой. Стараюсь выбраться из ступора, в котором находилась, как в ловушке, и найти хоть немного сил, чтобы держать себя в руках и не дать эмоциям вырваться наружу. Мой сын… мой сын должен увидеть, что я не расклеилась, даже если это только притворство. Делаю ещё один вдох, прежде чем открываю дверь.