— Перестаньте, Чужой, — сказал Виктор. — Не уподобляйтесь своему физруку.
— О нет, Виктор, я не уподобляюсь ему, — возразил Чужой. — Напротив, если судьба была к этим несчастным, — он кивнул на застывших пациентов, — сурова и безразлична, то именно я проявил к ним сострадание…
Болтун начал шмыгать носом. Из его глаз-щелок, словно ручьи с горных вершин, покатились слезы; они текли по обширным щекам и терялись в складках подбородков.
— Не надо, плосу… — расслышал Виктор его мольбу и сказал:
— Успокойся, Болтун, не стоит. Все образуется…
— Ложь! — рявкнул Чужой. — Ничего не образуется, все кончено. — Он повернулся к Болтуну и повелительным тоном спросил: — Скажи-ка, Болтун, чего тебе хочется? Всю жизнь собирать бесконечные пазлы или исследовать неизвестную планету? Всю жизнь оставаться Болтуном или быть китайским астронавтом по имени По Тунь?
— По Тунь… планету… — донеслось сквозь рыдания. Болтун был жалок и несчастен. Теперь он напоминал не взрослого человека, хоть и слабоумного, а ребенка, брошенного родителями в магазине игрушек, до которых ему теперь не было никакого дела.
Чужой обратился к Виктору:
— Что ты наделал, лейтенант? Зачем пришел?
— Прекратите, Чужой! — строго прикрикнул Виктор. — Не усугубляйте! Это вам не театр, а он не актер! Зачем вы накручиваете его?
— Да полно, лейтенант, полно! Завтра же утром он проснется как ни в чем не бывало, болван болваном, и вся эта история покажется ему сном, прекрасным и удивительным сном, а вы тут развесили нюни. Идите, приголубьте его! Легко быть таким благодушным в вашем положении. Вы сейчас уйдете отсюда с невестой и, написав рапорт, забудете об этом жирдяе навсегда. Или, может, станете его навещать? Принесете ему кулек конфет и новую головоломку? Это вы издеваетесь над такими как он, а я дал ему кусочек мечты, дал почувствовать себя настоящим героем. Я, я ему нужен, а не вы, лейтенант!
Виктор уже не слушал его. Он мягко отстранил Анну, обогнул стол, подошел к Болтуну и попытался его обнять. Болтун был огромен и широк, Виктору удалось лишь прихватить его за часть спины. Он был жарок и колыхался от рыданий, словно желе. Он посмотрел на Виктора зареванными провалами глаз и выдавил:
— Зацем ты плисол, Виктол? Я думал, сто ты длуг, Виктол, думал, сто ты нас целовек… Ты… Виктол… Зацем ты плисол?
Он неловко оттолкнул Виктора и, не переставая рыдать, ткнул его рукой в живот. Виктор задохнулся — его будто прожгло изнутри. Услышав крик Анны, он опустил глаза. Из живота торчала рукоять отвертки, которой Болтун так и не успел подтянуть винт своего кубика.
