Уплотнение границ | страница 58



Несмотря на новые границы, на практике ситуация по обе стороны рубежа оставалась нередко прежней, как позволяет судить об этом, к примеру, автобиографический роман Сергея Пясецкого (Песецкого), посвященный жизни контрабандистов на советско-польской границе[240]. В 1922–1924 годах автор романа неоднократно пересекал приграничные районы, направляясь из расположенного на территории Польши белорусского городка Ракова в пригород Минска. Этот путь длиной около пятидесяти километров проходил через болота, холмы, реки и леса. Зимой тропы были заметены снегом, и лучшим временем года для контрабанды считалась осень. По обе стороны границы люди жили одинаково: они были бедны, пили водку, пели белорусские песни и просыпались под звон православных колоколов. Торговля находилась в руках евреев; товары обычно обменивались не на местные деньги, а на доллары или золото. Все население жило за счет новой границы. В начале 1920-х годов процесс культурной, идеологической и экономической дифференциации между оказавшимися по разные стороны границы территориями был еще впереди. Пока эти миры оставались тесно переплетенными. Это были окраины многонациональных империй, которые в случае России соответствовали территории черты оседлости, широкой полосой протянувшейся от Балтийского моря до Черного.

Как в этих условиях шло создание границы? Сама по себе граница – устойчивая, четко определенная линия, маркер государственного суверенитета – не интересовала новую политическую элиту, пришедшую к власти в революционной России. Большевиков гораздо больше волновал вопрос экспорта революции. И в Европе, и в Азии главной целью их политики было создание передового фронта революции. Джереми Смит убедительно показал, насколько изобретательной была национальная и территориальная политика, проводимая большевиками в «освобожденном» от буржуазного гнета пространстве[241]. Исследователь, однако, не рассматривает вопрос внешних границ, интересовавший до сих пор только специалистов по истории дипломатии. А ведь будь то внешние или внутренние рубежи, в основе определения территориальных границ суверенитета лежали одни и те же принципы, и в эти годы – в период между подписанием перемирий и мирных договоров и созданием Советского Союза – существовало множество связей между политикой добрососедства, пограничной и национальной политикой. Использование традиционных для историографии делений привело к частичному разрыву взаимосвязей между историей внутренней реорганизации нового многонационального государства и историей его внешних границ. Моей задачей является восстановить связь между внутренними и внешними рубежами. Как осуществлялся – в теории и на практике – контроль над периферийными территориями? Прежде всего следует подчеркнуть, что хотя большевики и действовали параллельно с участниками Парижской мирной конференции, определившей устройство послевоенной Европы, политика советских властей заметно отличалась. В своих попытках решить территориальный вопрос вожди революции отказались от унитарного принципа, считавшегося в рамках Версальской системы единственной гарантией стабильности, демократии и прогресса. Как мы увидим, во имя пролетарской революции они весьма талантливо использовали принципы независимости, автономии и федерации народов.