. Как и в других учреждениях, чистки среди руководства погранвойск способствовали карьере других сотрудников. С. А. Гоглидзе и Ю. Д. Сумбатов-Топуридзе, с начале 1920-х годов служившие в погранохране в Закавказье, воспользовались восхождением Берии, чтобы в 1934 году, а главное, в 1937 году занять высокие должности в Грузии (Гоглидзе) и в Азербайджане (Сумбатов-Топуридзе)
[192]. В эти же годы на офицеров пограничной службы были распространены привилегии, которыми пользовался командный состав Красной армии. В августе 1937 года им были выделены санатории и дома отдыха
[193]. Чтобы ускорить продвижение по службе, были введены дополнительные звания для младшего командного состава
[194]. Наконец, были приняты меры, чтобы способствовать вступлению в партию комсомольцев, число которых среди пограничных и внутренних войск достигало 70 тысяч в 1937 году
[195].
Можно, однако, задаться вопросом о том, выходили ли репрессии за рамки высшего начальства, затрагивая – и в какой мере? – уровень погранзастав и комендатур. Я попытаюсь ответить на этот вопрос, опираясь на изучение списков смертных приговоров, вынесенных на рассмотрение Комиссии Политбюро по судебным делам[196]. Заметим, что этот источник не является полным. В нем отразились только приговоры, вынесенные в рамках судебной процедуры и дававшие право подать прошение о помиловании. Это была капля в океане сотен тысяч приговоров, вынесенных внесудебными инстанциями или «в порядке Закона от 1 декабря 1934 года» и исключавших возможность обжалования или помилования. Тем не менее в случае пограничников можно считать, что большинство дел, даже в период Большого террора, передавалось на рассмотрение военных трибуналов. Среди десятков тысяч лиц, чья жизнь подытожена с помощью двух-трех фраз в этих списках, почти не встречается пограничников, идентифицированных в качестве таковых. Следует ли искать объяснение в лаконичном характере этих справок? Или в том, что трибунал не видел смысла в том, чтобы подчеркивать принадлежность обвиняемого к пограничной охране в отсутствие соответствующих директив из центра? Это вполне возможно. Как бы то ни было, в глаза бросается два факта. Во-первых, приговоры военных трибуналов пограничных и внутренних войск касались прежде всего служащих внутренних войск: милиционеров, следователей, лагерных охранников. Во-вторых, число приговоров, вынесенных военными трибуналами и трибуналами ГУПВО-ГУПВВ, резко выросло весной 1938 года, что в контексте усиления внешней угрозы свидетельствовало одновременно об «инфляции» приговоров по подозрению в шпионаже и о развертывании репрессий внутри аппарата НКВД
