— Позавчера.
— Вот как… Понятно.
— Его кремировали: он так хотел.
— Было ли сделано… — Розенфельд запнулся, но Лайза поняла.
— Нет. — Она покачала головой. — Я спросила. Врач сказал, что были сделаны все мыслимые анализы, проведены все возможные процедуры, смерть была, безусловно, естественной.
— И даже предсказанной. Ты сказала им о письме?
— Нет.
— Почему?
У нее была веская причина. Иначе она, конечно, не смогла бы промолчать. Скажет? Должна сказать. Не случайно же Лайза ждала его у витрины, смотрела в нее, будто в зеркало, видела, как он шел.
Лайза открыла сумочку, достала зеркальце, но смотреться не стала. Передумала? Нервничает? Да, но зеркальце достала не поэтому.
Розенфельд молча ждал.
— Потому что я знаю…
Пауза была очень долгой.
— Это все она! — взорвалась Лайза. Голос взлетел до крика и сразу упал до едва слышного шепота. Типичная истерическая реакция. Скажи он сейчас слово, и Лайза расплачется, рассмеется, станет искать салфетку, чтобы вытереть слезы, сотрет косметику, и продолжать разговор будет бессмысленно.
— Это она… — прошептала Лайза и почему-то ткнула пальцем в зеркальце. — Все из-за нее. Когда он с ней познакомился, у нас все стало плохо, мы расстались, он был с ней, я точно знаю, мне и видеть было незачем, я и так знала, а потом у них тоже стало плохо, он ее бросил, и тогда она это с ним сделала.
— Она?
— Магда Фирман.
Знакомое имя. У Розенфельда действительно была отвратительная память на имена и лица — если это были случайные лица и имена, из-за которых не имело смысла перегружать память. Магду Фирман он помнил. Физик, как и Смилович. Он читал несколько статей, где Фирман была соавтором. Квантовая механика. Теория струн и инфляционная космология. Серьезная женщина. Они со Смиловичем должны были хорошо понимать друг друга. Бедная Лайза, но в жизни так бывает часто.
— Она навела на него порчу!
Фраза прозвучала так неожиданно, что Розенфельд вздрогнул.
— Конечно. — Лайза коснулась пальцами его ладони, лежавшей на столе. — Ты не веришь в такие вещи. Ты ведь тоже человек верующий.
Конечно. Он верил в то, что миром управляют законы природы.
— Ты веришь в науку и не видишь ничего, что не соответствует твоим представлениям.
Розенфельд промолчал. Не имело смысла спорить. Фирман навела порчу на Смиловича. Он заболел неопределимой болезнью и умер.
— Ты не веришь, — с горечью сказала Лайза. — Я знала, что ты. не поверишь. Ты…
Может, она искала слово, чтобы уколоть его больнее, не нашла и заплакала. Тихо, безнадежно.
