— Профессор! — Литроу шел к двери не оборачиваясь, но Розенфельд все-таки закончил фразу: — На самом деле проблема в том, как отделить единственную ветвь от множества других. Смилович, судя по всему, сумел это сделать. Но — как?
Вопрос повис в воздухе. Дверь захлопнулась.
* * *
Фирман позвонила, когда Розенфельд, дочитав «Нексус» Наама и решив, что в романе слишком много стрельбы, хотя и науки больше, чем может воспринять непрофессиональный читатель, выключил планшет и собрался сварить последний вечерний кофе, от которого он через полчаса засыпал без сновидений.
— Это я, — сказала она, зная, что номер и имя высветились на дисплее.
— Добрый вечер, доктор Фирман. — Розенфельд говорил максимально осторожно. Включить запись? Пока, наверно, не стоит, но, если она захочет признаться… — Рад вас слышать.
— Если вы не заняты… Я понимаю — время неурочное, у вас свои планы…
На ночь? Есть план, конечно. Выспаться.
Магда наконец решилась.
— Я в кафе «Сирена», это недалеко от вас…
Недалеко, верно. Напротив дома.
— Если вы…
Она так и не придумала, что сказать. Розенфельд взглянул на часы: половина одиннадцатого. Детское время, вообще-то. Особенно для сов. Сам-то он был жаворонком, но понимал людей, чья жизнь после одиннадцати вечера только начиналась.
— Сейчас спущусь.
Откуда Магда узнала его адрес и телефон? Спрашивать он не станет, но интересно.
В кафе были заняты несколько столиков у окон. Магда сидела в глубине зала, где стоял давно не работавший музыкальный автомат — реликт полувековой давности. Даяна Рипс, хозяйка «Сирены», любила рассказывать, как в далеком детстве эта громоздкая громыхающая штука с запасом виниловых дисков представлялась ей чудовищем, пожиравшим невинных красавиц и красавцев, которые перед тем, как быть съеденными, пели изумительно красивые песни под аккомпанемент волшебного невидимого оркестра.
Магда успела заказать кофе. Удивительно: именно такой, как он любил. О его кофейных пристрастиях знали только Стив и Мэгги, но вряд ли они поделились с Магдой информацией, не составлявшей, впрочем, охраняемой тайны.
— Спасибо, — сказал Розенфельд, сев напротив Магды и попытавшись по ее взгляду понять, о чем пойдет разговор. Не пришла же она, на самом деле, признаться в том, что навела на Смиловича порчу. И о статье Тиллоя она говорить не будет: не та обстановка, не то время.
Розенфельд хотел заказать к кофе пирожные, очень вкусные у миссис Рипс, но поостерегся: может, Магда не ест после шести, может, вообще не ест сладкого… Она, похоже, знала о нем довольно много, он о ней — почти ничего. В логической цепочке, которую он успел построить, не было ни одного «человеческого звена» — только теории, предположения и выводы.
