— Я с ней говорила.
Розенфельд напрягся.
— На кладбище, во время похорон. Сказала все, что о ней думаю.
— А она?
Вряд ли доктор Фирман стала отвечать — тем более при таких обстоятельствах.
— Ничего. Сделала вид, будто меня не существует. И взгляну нее был такой… Все стало ясно сразу.
Вот как. Сразу, значит. Вряд ли Лайзе что-то можно доказать. Она не примет никаких объяснений, основанных на логике и проверенной информации. Ее удовлетворит только один результат любого расследования.
— Лайза, — сказал Розенфельд, перекрикивая вороний хор, скандировавший здравицы в честь докладчика, перелетевшего на другое дерево и взиравшего на своих поклонниц с видом Цезаря, удачно выступившего в Сенате. — Ты хочешь знать правду? То, что произошло на самом деле?
— Конечно!
— Тогда успокойся. Я постараюсь выяснить. Но правда может оказаться не такой, какой тебе кажется.
— Правда именно такая, и ты это прекрасно понимаешь, — твердо сказала Лайза. — Других вариантов нет.
Есть, конечно. Всегда есть множество вариантов, в том числе таких, какие сначала и в голову не приходят.
— Мне плохо одной…
Лайза говорила тихо, и в вороньем гомоне Розенфельд расслышал ее слова, только склонившись к ее лицу и ощутив щекой тепло ее губ. Сейчас она скажет: «Ты бы приехал вечером ко мне…»
— Если у тебя будет время, — сказала Лайза, — приезжай вечером ко мне. Только позвони сначала. Хорошо?
Он не сказал «хорошо», но и отказать не решился. Мог сослаться на дела — так оно и было, — но слова остались не сказанными.
* * *
— Ничего, — признался Розенфельд. — Ноль.
— Первый раз вижу, чтобы ты признал поражение, — с удовлетворением констатировал Сильверберг.
— Ты этому очень рад, — буркнул Розенфельд.
В прихожей хлопнула дверь, в комнату вбежала Мэгги и, кивнув Розенфельду, бросилась мужу на шею, будто он вернулся из долгой и опасной командировки. Поцелуй показался Розенфельду слишком страстным, слишком изобретательным и слишком нарочитым — на публику. Публикой здесь был только он, и, значит, Мэгги в который раз продемонстрировала именно ему, как прекрасно быть замужней женщиной, точнее — как здорово иметь такую жену, как она, и ведь сто раз предлагала приятелю мужа, замечательному человеку и ученому, познакомиться с одинокими, но умными и даже в какой-то мере красивыми женщинами вовсе еще не бальзаковского возраста!
Розенфельд демонстративно вздохнул и принялся разглядывать статуэтку Магеллана на полке, где, кроме великого мореплавателя, стояли и смотрели в голубую даль невидимого из комнаты океана Христофор Колумб, Васко да Гама и неизвестно по какой причине затесавшийся в компанию первооткрывателей испанский поэт Федерико Гарсиа Лорка. Мэгги стала покупать статуэтки недавно — в супермаркете, заодно с хлебом, молоком, фруктами и овощами.
