Солнце уже яростно било в окна зала для экспозиции, утренняя ласковая теплынь сменилась душной жарой, и Дымокуров начал тяготиться и пребыванием в музее, и его словоохотливым хранителем. Тем не менее, ради приличия поддерживал разговор.
— А как вы возраст этой находки определили? Учёные-то уехали, и череп этот вы, судя по всему, никому не показывали? — полюбопытствовал он.
— А я кусочек кости, осколочек специалистам из нашего областного музея показал. Именно для определения возраста. Они и выдали мне сенсационную датировку — пятьдесят тысяч лет!
— А что это за осколочек, откуда, вы им не сказали? — прозорливо улыбнулся отставной чиновник.
— Да никто и не спрашивал особо, — покраснел Рукобратский. — Меня свели со специалистом соответствующего профиля, и я его, знаете ли, этот анализ на датировку частным образом попросил сделать. За наличный расчет. Из своей пенсии деньги взял.
— И где же вы… гм-м… своего индивидуума откопали? — не отставал Глеб Сергеевич.
Степан Порфирьевич смутился, пояснил туманно, явно не желая открывать собеседнику тайну местоположения захоронения:
— Там, — махнул он рукой в неопределённом направлении. — На берегу реки Боровка. Стоянки древних людей, знаете ли, по берегам рек нужно искать. Первобытным людям нужен был постоянный источник воды. Опять же, рыба для пропитания. А нам, их потомкам, — улыбнулся хранитель музея, — теперь остаётся внимательно берега изучать. Там, где на срезе обрыва среди слоёв разноцветных пород увидите вдруг чёрное вкрапление — знайте, это отложение углей. От кострища, которое горело на стойбищах древних людей, не угасая, по многу лет. Там и копайте!
— Учту, — с серьёзным видом, будто и впрямь намеревался, бросив все дела, мчаться на берег реки с лопатой в руках, и раскапывать артефакты, подтвердил Дымокуров.
А Рукобратский, оседлав любимого конька, помчался вскачь по просторам своих фантастических умозаключений:
— Мне бы теперь для подтверждения своей гипотезы анализ ДНК костей черепа провести. Но исследование это крайне дорогостоящее. Опять же, не хочу в чужие руки уникальную находку отдавать.
— И что это за гипотеза? — глянув на часы, не опаздывает ли он к началу схода, и, убедившись, что время ещё есть, продолжил разговор Глеб Сергеевич.
Степан Порфирьевич жестом предложил ему присесть за антикварный письменный стол, устроился, скрипнув стулом, напротив.
— В ногах правды нет, а в двух словах я свою гипотезу объяснить не смогу. — Помолчал, собираясь мыслями. И спросил учительским тоном, к которому привык за долгие годы своей педагогической деятельности: — Знаете ли вы, любезный, сколько видов человека разумного обитало на нашей планете?
