— Р-р-агх! — одобрительно рявкнул приятель.
— А меня менты на обратном пути замели. С контактами-то этими спалили…
— У-у-мра-а… — сочувственно вздохнул второй участник диалога.
— Ну, мне-то не впервой, — беззаботно хохотнул бас. — Отмазался. Глаз им отвёл — плёвое дело! — И, помолчав, предложил. — Ну что, Потапыч, ещё по кружечке?
— Р-ра-уу! — взревел, обрадовавшись, его собутыльник, который, похоже, лыка уже не вязал, а только урчал что-то не членораздельное.
Забулькало явственно.
Глеб Сергеевич вплотную приблизился к беседке, осторожно, стараясь не шуметь, раздвинул густую поросль хмеля.
И обомлел в ужасе.
За установленным посреди беседки, из тёсаных досок сколоченным столом, восседал давешний, с поезда, лохматый мужик-лесовик. Он был обряжен всё в тот же пятнистый камуфляж, даже сапоги-бродни не снял. А напротив него расположился, привычно устроившись на скамье… огромный медведь! Натуральный, без всяких сомнений, зверь, о чём свидетельствовала и распространявшаяся вокруг него, шибающая в нос кислая, как от старых валенок, вонь, сырой грязной шерсти.
Двумя лапами медведь держал вместительную, литровую, не иначе, деревянную кружку. Его собутыльник — лесовик щедро лил в неё мутный, слегка пенящийся напиток из ведёрной лохани.
Плеснув и себе, мужик выпил, утёр пятернёй усы и бороду, а потом, пригорюнившись, затянул с блатным надрывом:
— Если мы работаем в лесу,
Колем, пилим ёлку и сосну.
Колем, пилим и строгаем,
Всех легавых проклинаем,
Ах, зачем нас мама родила…
В этот момент за спиною Дымокурова что-то грохнуло. Он отпрыгнул испуганно в сторону, спрятался за растущие поблизости колючие кусты малины. Дверь «чёрного хода» в усадьбу с треском распахнулась, и оттуда выскочила уже знакомая Глебу Сергеевичу кухарка — Мария, кажется. В руках она держала блестевшую на солнце увесистую поварёшку.
Женщина в два шага оказалась в беседке.
— Ах вы, паразиты проклятые! — визгливо закричала она. — И когда ж вы этой брагой упьётесь до смерти!
Дремучий мужик поставил на стол лохань, принялся, оглаживая бороду, оправдываться конфузливо.
— Да мы, Мань, по чуть-чуть, с устатку-то…
— Ишь, манеру взял — с медведем пьянствовать! — наскакивала на него с поварёшкой Мария. — А ты, Потапыч, — замахнулась она на зверя, — ну-ка быстро пошёл вон отседова!
Медведь заревел обижено, торопливо опрокинул деревянную кружку в пасть. Потом, рыгнув громко, на задних лапах, ощутимо покачиваясь, неуклюже вылез из-за стола.
