Гражданская рапсодия. Сломанные души | страница 92



В коридоре Катя столкнулась с Липатниковым. Он как раз получил назначение в приёмный лазарет, и когда выяснилось, что Катя тоже служит там, радости обоих не было предела. Катя тут же пожаловалась на всё интендантское управление.

— Вы представляете, Алексей Гаврилович, этот господин Богданов даже не военный, — возмущённо говорила она. — Он какой-то земской служка, а строит из себя нового Александра Македонского.

— Катя, Катенька, бог с вами, — успокаивал её Липатников. — Разве интенданты отдадут что без бою? Мы же скряги. К нам особый подход нужен. Где ваши бумаги?

— Вот.

— Давайте мне, — он пробежал глазами по строчкам. — Как много вы затребовали. По нынешним временам целое состояние. Мы это всё сами понесём?

— Со мной двое санитаров. И ещё у меня есть семьдесят копеек, можем нанять извозчика.

— Хорошо, идёмте на склад.

С Липатниковым дело ускорилось. Интендант в очередной раз презрительно скривился на выписанные накладные, но Липатников попросил Катю отойти на минутку, а сам пошептался с интендантом, и тот без проволочек выдал все полагающиеся продукты. Их упаковали в четыре вещмешка, три взвалили на себя санитары, один взял Липатников.

— Алексей Гаврилович, как вы его уговорили? — восхитилась Катя.

Липатников лукаво прищурился и отговорился старыми знакомствами.

И всё начало исправляться. В фойе на первом этаже поставили столы, с помощью досок и табуреток соорудили скамейки. Ёлку достать не получилось, но специально с Цыкуновской биржи доставили охапку сосновых и еловых веток и украсили ими стены. Из цветной бумаги сотворили гирлянды, растянули их через фойе крест-накрест в несколько рядов. Получилось красиво и празднично. Из столовых салфеток вырезали снежинки, наклеили на стёкла, и в фойе вдруг повеяло холодом, хотя на улице второй день плакала оттепель. Прибежала София, бросилась обнимать Катю, и зашептало в ухо, что отправление отряда отложено на первые числа января, что Кутепов отпустил её на всю ночь и что теперь она тоже примет участие в создании новогоднего антуража.

Оставалась Маша. Катя пыталась её приободрить, говорила, что скоро всё закончится — эта революция, эта война — и они вернуться домой. Сначала, конечно, заедут в Варшаву и несколько дней погостят у тёти Стефании. Правда, Польша занята немцами, но с ними сейчас перемирие, так что бояться нечего. А потом они отправятся в Петербург. Как хорошо будет встретиться с одноклассницами из Смольного, узнать, кто и как провёл эти страшные месяцы безвластия, и поделиться друг с другом новостями. Маша кивала, улыбалась и вытирала слёзы, и становилось понятно, что слова ей не важны и только время сможет что-то исправить.