На платформу выпорхнул мальчонка-газетчик — чумазый, лопоухий — в широких глазах застыли все новости России разом. Взмахнул зажатой в грязном кулачке газетой и закричал:
— Донское казачество против окопавшегося в Новочеркасске генерала Алексеева! Войсковой старшина Голубов назвал атамана Каледина антиреволюционной гидрой!
В голосе мальчонки слышалась крестьянская тягучесть, и Толкачёв невольно сравнил его со столичными газетчиками. Те кричали бойчее, отрывистей и действовали более напористо. Этот же и двигался не быстро, да и тяжёлая почтовая сумка норовила притянуть его к земле. Тем не менее, пассажиры разобрали газеты в несколько минут. Кто-то даже бросал мальчишке деньги из окон, и тому приходилось подпрыгивать, чтобы отдать газету.
У входа на вокзал двое путейцев в промасленных куртках разложили на деревянных мостках шинели, бекеши и папахи. Здесь же перевязанные бечёвкой стояли офицерские «бульдоги» и краги. Покупателей не было. Неопрятный мужичёк в лаптях и в штопаной поддёвке остановился на миг перед выставленной обувкой, глянул на сапоги, почесался и засеменил дальше.
Толкачёв подошёл к путейцам. Один, с конопушками по всему лицу, усмехнулся и спросил развязно:
— Интересуессе?
На глаза попала пехотная шинель. Точно такая грела его в окопах три года. Он присел перед ней, провёл рукой по серому полотну — жёсткий ворс защекотал ладонь.
— Сколько просишь?
— По деньгам, так за полста рублей сойдёмся. А коли чё в обмен, так и то посмотрим.
— Что ж так дорого? Пятьдесят рублей… Шинель ношенная, с чужого плеча. Где взял?
Конопатый снова усмехнулся.
— А много знать будешь — состариссе. Хошь — бери, а не хошь — мимо иди. Мы своего товару силком не навязываем.
Шинель притягивала, отказаться от неё не хватало сил. Стоило представить, как она ложиться на плечи, сразу становилось тепло, и было не жалко отдать последнее. Толкачёв потянулся к карману, где лежал орден. Бог с ним, шинель сейчас нужнее.
Двери вокзала распахнулись и на улицу вышли солдаты. Толкачёв затаил дыхание. Солдаты конвоировали двоих офицеров. Капитан и подполковник. Лица бледные и растерянные. Подполковник споткнулся о порог и едва не упал.
— Господа, господа, подождите…
— Кончились господа. Давай, топай.
Подполковник водил глазами по суетившимся вокруг людям, словно силился понять, почему всё это происходит с ним, а не с ними, и шептал:
— Это же неправильно… неправильно…
А люди шли мимо, словно ничего не понимали, или не хотели понимать, а может и в самом деле не понимали, и уж точно не хотели стоять рядом с этими двумя офицерами, смотреть по сторонам и силиться понять, почему это происходит с ними.
