Я спросила, взяла ли она деньги.
– Конечно, взяла, – сказала она, вызывающе поднимая подбородок. – Я заставила его вернуть мне всё до последнего пенни.
Он много раз извинялся, продолжила она. Выдумывал какие-то нелепые истории, чтобы объяснить причину случившегося, но потом просто признался, что запаниковал и сбежал. Ему было страшно уезжать куда-то с ней: в ее доме – на строительной площадке – он хорошо понимал, где он, но перспектива оказаться с ней в незнакомом городе внушала ему страх. Ему было почти пятьдесят, и единственным способом провести отпуск для него была ежегодная поездка в Ирландию вместе с членами гольф-клуба, где он играл под дождем с едва знакомыми ему людьми. До встречи с Амандой у него был роман с другой женщиной, его клиенткой, графическим дизайнером тридцати с чем-то лет, чей дом он ремонтировал. Роман продолжался несколько месяцев, и чем больше он занимался физическим трудом, тем сильнее нарастало и мучительное эмоциональное напряжение – слабый ручеек чувств пробивался сквозь непроницаемые каменные породы характера Гэвина. К тому времени, как работа была закончена, женщина потеряла терпение и Гэвин ее больше не интересовал.
– Тут-то и появилась я, – сказала Аманда. Она взяла чашку с яркой горкой маршмеллоу и поднесла ее к губам. – Никогда, – сказала она, – не заводи отношения со своим строителем.
Проблема заключалась в том, что чем сложнее становились его представления о жизни, тем больше он отдалялся от способности действовать. Его терзала сама возможность, которая так внезапно появилась у него, – возможность примкнуть к среднему классу, доверенным лицом которого он был до настоящего момента. Он собирался к ней переехать, но, несмотря на то что они обсуждали это целый год, этого так и не произошло. Он никогда не говорил, что не хочет или что передумал. Он просто не переезжал. Но теперь она назначила дату, точную дату, сказала она. Если до этой даты он не переедет к ней в дом, их отношения закончатся.
Я спросила, какую дату, и она ответила.
Дело в том, сказала она, что мне его жалко. У него было тяжелое детство, которое закончилось, когда в четырнадцать лет отец выставил его на улицу и велел найти работу. Бывает, сказала она, мы обсуждаем вместе какие-то вопросы, касающиеся дома, и в его идеях и чутье я вижу совершенно другого человека, того, кем он мог бы стать. Он рассказал ей однажды, что его друг, тоже строитель, как-то заходил к ней в дом, чтобы посмотреть на что-то, что сделал Гэвин. Этот друг обошел все комнаты, не сказав ни слова. В конце он спросил Гэвина: ты делаешь это для себя, ты будешь тут жить? Но когда пришло время, Гэвин не мог совершить последний рывок.
