– Даже Луи, – сказал он, – со всей его так называемой честностью.
Я сказала, что честность Луи, как понимаю ее я, избегает публичных сцен именно такого рода. Он четко обозначил свою трусость и лицемерие: его чувствительность к унижению не секрет, как бы цинично это ни было.
Оливер со значением взглянул на модератора, стоящего у бара и заказывающего напитки.
– Ему нужно было что-то сделать, – сказал он. – Это его вина.
Он вынужден признать, продолжил Оливер, что практически не слушал, что именно говорилось: он был на многих подобных мероприятиях, и потом, Джулиан и Луи всегда говорят одно и то же. Потому что они профессионалы, конечно же, добавил он. Джулиан был к нему очень добр. Оливер остановился у него в Лондоне на время, пока ищет для себя жилье.
Я спросила, где он жил раньше, и он ответил, что в Париже. Он жил там с мужчиной, но они расстались. В этих отношениях он по большей части играл роль домохозяйки, и поэтому, когда Марк порвал с ним, он обнаружил, что ему некуда идти и нечего делать.
Я сказала, что для человека его возраста – а ему было не больше двадцати четырех – подобная самохарактеристика необычна.
Оливер как-то отчаянно улыбнулся. Пока мы говорили на сцене, он вдруг понял, сказал он, как глупо, что доминирующей характеристикой писателя и художника считается форма. Тема – намного более важная основа для близости. Когда я думаю об этом в таком ключе, сказал он, поиск работы уже не так меня пугает. Джулиан говорит, что мне нужно найти что-то, что мне нравится, и неважно, что именно это будет.
До того как провести три года в Париже, он год колесил с рюкзаком по Европе, а до этого учился в школе. Путешествие должно было стать прелюдией к поступлению в университет, но вместо этого по пути домой через Париж он встретил Марка. Сейчас он всё больше размышляет об этом путешествии, о котором забыл в то же мгновение, как познакомился с Марком. Возможно, это связано с тем, что сейчас он остался без дома: иногда ты вспоминаешь о чем-то только тогда, когда попадаешь в похожую ситуацию, будто какая-то часть тебя так там и осталась. Он начал вспоминать хостелы, в которых останавливался, общежития, в которых спал в одной комнате с парнями и девушками его возраста со всего мира, дешевые кафе и рынки, куда они постоянно наведывались, беспорядочные пересадочные станции автобусов и поездов и даже сами путешествия – длинные и медленные переходы из одной культуры в другую, из одного климата в другой: все эти воспоминания возвращаются к нему во всё более точных деталях.
