А потом, наступило то чудо, которое так ждал Ваня…
Броневик тряхнуло, с резким лязгом слетел кожух капота, а движок сразу чадно задымил.
Ваня даванул на тормоза, отчаянно закрутил руль, но машину все равно занесло и выбросило на обочину. Броневик сильно накренился, движок заглох, в салоне сильно завоняло дымом.
По броне опять бешено застучали пули, машина еще раз дернулась от сильного удара.
Ваня поудобней перехватил автомат и приготовился выскочить из машины. Женщины молчали, Варвара Сергеевна громко выругалась матом, яростно дергая застрявший в кобуре пистолет.
Стрельба неожиданно прекратилась, а потом за бортом раздался удивленный голос:
— Баба? Откуда?
Говорили на русском, с отчетливым «оканьем».
— Я тебя за «бабу», в трибунале сгною, сука!.. — бешено заорала военврач Елистратова. — Козел ты, парашливый!..
— Мы свои, свои… — плаксиво запричитали Маша и Вика в башне.
— Бля… — охнули за бортом. — Да тут много баб…
Загомонили удивленные голоса.
— Ебать…
— Но откуда?
— Да ну нахер…
Ваня молчал, он просто пока еще до конца не поверил, что добрался до своих. Помедлив пару секунд, от пнул водительский люк и вывалился наружу.
— Лежать, сука! — ему в спину сразу уткнулся ствол.
— Да пошел ты нахер… — вяло отмахнулся Ваня, неловко сел и провел взглядом по обступившим броневик людям с оружием в руках.
Грязным, истощенным и оборванным, но советским солдатам.
— Слышь, парень… — рядом с ним присел тощий, небритый мужик с автоматом в руках и с тремя маленькими треугольничками на петлицах выгоревшей гимнастерки. — Вы откуда взялись?
— От верблюда, мать твою!!! — бешено зашипела военврач второго ранга Елистратова, показываясь из люка. — Совсем охерели по женщинам стрелять? Командиров ко мне!!! Под трибунал…
Дальше произошла большая неразбериха и суета. Варвару Сергеевну успели в ответ покрыть матом и обвинить в принадлежности к немецким диверсантам, она пообещала всех собственноручно расстрелять, но потом подоспел кто-то из командирского состава, порядок быстро восстановили, а медиков начали извлекать из броневика.
Ваня все сидел, сил не осталось даже на слова, а ноги и руки перестали слушаться.
А потом, жалобно охнула медсестра Хусаинова:
— Мамочки, как же так… Валентина Сергеевна…
Ваня скрипнул зубами, встал, грубо оттолкнул какого-то бойца, подошел к броневику и заглянул в открытую дверь, в которой зияла дыра с рваными краям размером с детский кулак.
Валентина Сергеевна Суворова, врач-окулист, самая пожилая из медиков, лежала на полу в кузове в луже крови. На ее простом, все еще симпатичном лице застыла легкая улыбка, проломившая броню пуля из противотанкового ружья, почти оторвала ей плечо вместе с рукой.
