— Я не надолго, хотя вопрос весьма важный.
— Слушаю вас.
— Вы ведь тоже получили сообщение, что комигоны напали на Вахтабаи и подвергли уничтожению весь сельскохозяйственный комплекс.
— Да, я в курсе.
— Фактически мы лишись главного источника продовольствия. Восстановить его в ближайшие годы вряд ли получится.
— Я понимаю. Господин Боянов уже попросил меня подготовить данные о всех запасах продовольствия на кораблях. Я поручил компьютеру дать справку по данному вопросу.
— Фактически мы лишились одной планеты.
— Точнее второй. Колония на Гоби ведь тоже разрушена.
— Они мстят нам за разгром базы Зулу?, — спросила Азадель, и пристально посмотрела на Михаила.
— Не только.
— Не только, вы полагаете?
— За всё, — решительным тоном произнес Михаил, — За всё то зло, которое принес Лифинг в эту галактику. За бесчисленные жертвы и в том числе за тот унизительный мирный договор, который они подписали.
— Но ведь мир, который был достигнут, продержался почти два года. Если бы не Коэн, который своими поступками, всё разрушил, мы могли бы мирно сосуществовать и расширять наши контакты и взаимоотношения, — словно оправдываясь, произнесла Азадель. Её голос дрожал, и казалось еще немного, и она расплачется.
— Я не знаю, как долго он продержался бы, но на обмане мир не построишь. Рано или поздно, комигоны узнали бы, что Лифинг мертв, а значит, все, что вы делали, говорили и обещали им, было обманом. Как вы не поймете, — повысив голос, произнес Михаил, — невозможно простить и забыть всё то, что натворил Лифинг за эти полстолетия.
— Выходит, нам всем конец, — упавшим голосом произнесла Азадель.
— Не знаю. Надо думать, и искать свой дом в этом мире.
— Свой дом, — словно эхо, повторила Азадель, — Наш дом остался в том мире, откуда мы прилетели и другого нам не дано.
— Вероятно, вы правы. Значит надо думать, как туда вернуться.
— Нас там не ждут, и нам там не будут рады, — с грустью произнесла Азадель и поднявшись, не прощаясь вышла из каюты.
Михаил откинулся на спинку стула. В очередной раз перед ним встал вопрос — что делать в создавшейся ситуации. Ибо разговор с Бояновым посеял в его душе достаточно много сомнений, в плане того все ли он верно и правильно делал в последнее время, и это больше всего мучило его. Хуже всего было то, что ему не с кем было посоветоваться, а впутывать в это Марселину ему не хотелось. Просидев в размышлениях до позднего вечера, он так и не решил, что делать, поэтому поднялся и направился к Марселине. Подходя к каюте, машинально взглянул на время. Было начало первого ночи.
