И все же в их с отцом грандиозном плане были свои изъяны. Самый большой заключался в том, что Флетч не хотел быть мэром. Единственное, что нравилось ему в политике, – это то, что она давала всенародную известность. С куда большим удовольствием он стал бы футбольным арбитром или спортивным комментатором. Но вышло так, что Флетч увяз. В нелюбимой работе, в слишком маленьком для него городке, в необходимости делать вид, что такая жизнь ему нравится.
И все же некоторое время мы были счастливы вместе. Счастливы и спокойны. Но каждый актер отлично знает, каким трудом дается постоянное притворство. Тем более если сбросить маску ты не можешь даже дома. Напряжение нарастало. В наших разговорах все чаще проскальзывали отголоски невысказанных сожалений. Мы отдалялись друг от друга. Я с головой ушла в работу и подготовку к марафону. А Флетча одолели старые демоны, подсказав ему найти утешение в бутылке.
Каждое утро он отправлялся на работу, разыгрывал спектакль перед коллегами, и о его вредных привычках никто не догадывался. Кроме меня. И нашего дома.
Обиженная тем, что дом Бишопов только что обозвали дровами, я встала на его защиту:
– Каркас у этого дома крепкий.
– Я бы за него и гроша ломаного не дал. Блу из ума выжила, если считает, что кто-то заплатит за него полную цену.
Я подошла к холодильнику, достала кувшин с холодным чаем и в миллионный раз спросила себя, как же я до такого докатилась. Как оказалась замужем за нелюбимым. А потом вспомнила.
Проклятие Пуговичного дерева. Я сама на себя его навлекла.
Поборов порыв выскочить через заднюю дверь, пуститься бежать и не останавливаться, пока не упаду, я достала из шкафчика высокий стакан и стала насыпать в него кубики льда.
Забрав со стола грязную тарелку, Флетч направился к раковине и, огибая стойку, бросил:
– Ко мне сегодня заходил Джад.
Джад. Мой папа. Кажется, я догадывалась, о чем они говорили. Плеснув в стакан холодного чая, я поскорее, пока не заметил муж, спрятала бутылку бурбона с глаз долой.
– Хотел поговорить о ребенке?
– Ага. – Флетч развернулся ко мне и скрестил руки на груди. – О ребенке, которого Блу нашла в лесу.
– Мама тоже сегодня ко мне заезжала. Говорит, малышка – само совершенство.
– Кто бы сомневался, – фыркнул Флетч. – Непонятно только, чего ж это совершенство бросили в лесу?
Скрутив крышку с пачки майонеза, я до боли в пальцах сжала резьбу.
– Не всем дано стать родителями.
Я представления не имела, каково это – бросить ребенка, но хорошо знала, что значит его потерять. Эту раздирающую изнутри боль нельзя было описать – только прочувствовать. В комплекте с ней шли жуткие воспоминания, которые я всей душой желала забыть.
